Азиатская модель управления. Удачи и провалы самого динамичного региона в мире - Джо Стадвелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Также я ограничивался анализом проблем развития только в тех странах, которые называю «настоящими», поэтому не рассматриваю два главных офшорных финансовых центра Восточной Азии – Гонконг и Сингапур. (Точнее будет определить их как портово-офшорные финансовые центры, поскольку они выполняют еще и роль морских хабов.) За рамками обсуждения остаются нефтяное микрогосударство Бруней и традиционный игорный центр Восточной Азии – Макао. Как уже упоминалось выше, во многом бессмысленные и сбивающие с толку дебаты годами подогревались сопоставлением процессов развития, скажем, Гонконга с Китаем или же Сингапура с Индонезией. Главным зачинщиком здесь выступал Всемирный банк, а я не намерен оживлять эти затихшие дискуссии. Офшорные центры не являются нормальными государствами. Повсюду в мире они конкурируют между собой, специализируясь на торговых и финансовых услугах и извлекая выгоду от низких непроизводительных расходов по сравнению со странами с бóльшим, но рассредоточенным населением и сельским хозяйством, препятствующим повышению продуктивности{9}. Низкие непроизводительные расходы заведомо создают для офшорных центров и налоговые преимущества. Однако такие центры не могут существовать в изоляции, будучи в точном значении слова паразитическими, поскольку они нуждаются в хозяине или хозяевах, от которых могут кормиться{10}.
Остров Тайвань рассматривается как самостоятельное государство, пусть это и неверно с точки зрения политики, зато с точки зрения экономики является наилучшим подходом. Хотя правительства большинства стран воспринимают Тайвань в качестве одной из провинций КНР, начиная с 1949 г. он функционирует как независимое политическое и экономическое образование. А еще раньше остров на протяжении полувека был японской колонией. Обладая населением в 23 млн, Тайвань проделал эволюцию, которая, с одной стороны, отличается от того, что происходило в материковой части Китая, а с другой – обнаруживает поразительное и плохо освещенное в литературе сходство в экономической политике вследствие обмена опытом между коммунистическими и гоминьдановскими политиками и чиновниками в 1930–1940-х гг. на основной территории страны. Структура книги позволяет рассмотреть оба аспекта экономической истории Тайваня.
Исключение из анализа офшорных центров и недееспособных государств и, наоборот, включение Тайваня оставляют нас с девятью значимыми экономиками Восточной Азии: северо-восточной группой в составе Японии и двух ее бывших колоний – Южной Кореи и Тайваня; юго-восточной, представленной Таиландом, Малайзией, Индонезией и Филиппинами; а также Китаем и Вьетнамом. Последний, однако, исключается из третьей «посткоммунистической» группы с целью дальнейшего упрощения структуры книги, за что я прошу прощения у вьетнамских читателей. Ведь их страна сходна с Китаем только определенной структурой экономики, но и это коммунистическое государство постепенно реформируется.
Непосредственно Китай вкупе с вопросом о том, насколько существенно стратегия экономического развития этой страны отличается от таковой в Японии, Южной Корее и на Тайване, рассматривается по большей части в четвертой главе, посвященной подъему ныне крупнейшей в Азии экономики. Тем не менее некоторые аспекты экономической истории Китая будут изучены прежде этого, поскольку их можно правильно понять только в более широком контексте развития всей Восточной Азии. Кампания по осуществлению земельной реформы, проводившаяся Коммунистической партией Китая, как и стратегия развития семейного фермерства, сменившиеся коллективизацией аграрного сектора, описаны в первой части. К рассмотрению событий, происходивших в сельском хозяйстве КНР после 1978 г., мы вернемся в четвертой части. Промышленная политика Китая в период до 1949 г. разбирается во второй части, поскольку эта тема имеет прямое отношение к дальнейшим событиям на Тайване после бегства на остров в конце гражданской войны лидеров Гоминьдана и высокопоставленных чиновников, занимавшихся планированием. Отдельно об индустриализации материкового Китая после 1949 г. рассказывается в четвертой части. Там же рассматриваются почти все аспекты финансовой политики Китая.
Из числа тех факторов, что влияют на экономическое развитие и не решаются одним лишь воздействием правительства на сельское хозяйство, обрабатывающую промышленность и финансы, важнейшим, пожалуй, является демографический. Численность и возрастной состав населения любой страны оказывают огромное воздействие на потенциал ее развития. Трудовые ресурсы являются такими же инвестициями в экономику – формой «капитала», как и деньги, поэтому крупная доля трудоспособного населения по отношению к численности детей и пенсионеров повышает возможности ускоренного роста. После Второй мировой войны быстрое снижение смертности населения, особенно среди детей, и столь же быстрый прирост трудоспособного населения сыграли огромную роль в развитии Восточной Азии. Эти демографические тенденции, ставшие следствием прогресса в здравоохранении и медицинской профилактике, способствовали беспрецедентному росту. Данное явление часто называют «демографическими дивидендами». Обратной стороной их, однако, становится последующее ускоренное старение населения – мы подразумеваем здесь увеличение доли пенсионеров по отношению к работникам. По достижении переломного момента объем рабочей силы начинает быстро сжиматься, а пенсионеры поглощают сбережения, служившие прежде фондами для инвестирования. Так, в Японии начиная с 1980-х гг. основные трудности были связаны именно с острыми демографическими проблемами, настигшими страну, которая лишь недавно создала промышленно развитую экономику. В Китае крайне быстрый прирост трудоспособного населения, сопровождавший экономический взлет, уже приближается к своему пику, и демографические факторы, сдерживающие развитие, будут медленно нарастать на протяжении этого десятилетия.