Путевка в «Кресты» - Борис Седов

«Пройду по периметру дома, попробую заглянуть в окна, — решил я. — Может, что интересное и увижу. Хотя вряд ли. И чего только приперся сюда, идиот? Ну, воет собачка, и воет. Может, ей хочется так. Не обращай на нее внимания, как другие, нормальные, люди, и занимайся своими делами. Так нет же, обязательно надо сунуть нос, куда не просили… Когда-нибудь так и останусь без носа».

Я для очистки совести еще раз стукнул кулаком в дверь и, даже не задумываясь о том, что делаю, повернул вниз дверную ручку. Дверь неожиданно скрипнула и подалась вперед. И тут же изнутри ее подцепила рыжая собачья лапа. Я растерянно отступил в сторону и только благодаря этому не был сбит с ног крупной дворнягой, которая стремительно вылетела из дому, промелькнула мимо меня, и шумно сверзнувшись вниз со ступенек крыльца, тут же присела в двух шагах от него по своей собачьей нужде.

Не менее минуты я стоял на пороге, с восторгом наблюдая за тем, как несчастная, забытая хозяевами псина избавляется от избытков влаги. И выглядел при этом, наверное, настолько глупо, что меня можно было с успехом снимать в кино для олигофренов.

Наконец струя иссякла. Собака облегченно вильнула хвостом, понюхала огромную лужу, которую только что напустила, и устремилась назад в дом, не обращая на меня никакого внимания. Я был для нее пустым местом. Странная собачонка. Я на ее месте хотя бы рыкнул на незнакомца.

«Ну и что дальше? — подумал я. — Добился своего? Выгулял чужую собаку? Теперь есть надежда на то, что она заткнется до приезда хозяев. А мне не пора ли делать отсюда ноги? А то, и правда, как вернутся хозяева! А я у них на крыльце. И дом открыт. Неприятная ситуация. Особенно, если потом обнаружится, что что-нибудь за это время пропало».

Но я был бы не я, если бы ограничился тем, что потоптался на соседском крыльце, обнаружил, что дверь нараспашку и посмотрел изблизи на рыжую псину, так до конца и не разобравшись, чего она выла. И почему нет на воротах замка. И почему дом не заперт.

«Что-то здесь все же не так, — решил я, — и не мешало бы выяснить что. К тому же терпеть не могу незавершенки. А именно незавершенкой можно обозвать то, что не поленился дойти до сюда под дождиком и стремительно отступил в самый последний момент, не решившись сделать последний шаг. Нет, так нельзя. Все надо проверить».

Я тщательно вытер ноги о старый половичок, брошенный возле двери, и вошел в дом. В просторной прихожей стоял полумрак — свет туда проникал лишь через маленькое слуховое окошко над дверью и еще через распахнутую в одну из комнат дверь. Оттуда выглянула собака, вильнула хвостом, увидев меня, и снова скрылась из виду.

— Есть кто живой? — крикнул я, и пустой дом ответил мне лишь гудением осы, бьющейся о стекло слухового окошка. — Эй, хозяева!

Тишина. Только оса откликается на мои призывы…

Неожиданно в глубине комнаты тоскливо заскулила дворняга. Она опять появилась в дверном проеме и выжидательно глянула на меня. Собачка звала меня за собой. Гостеприимно предлагала мне проходить, не стоять на пороге. Ей было что мне показать.

— Эй, хозяева! — еще раз вякнул я без особой надежды на то, что кто-нибудь отзовется, и подошел к двери в комнату. Собака, цокая по крашеному полу когтями, подбежала ко мне и приветливо ткнулась влажным носом в мою ладонь.

— Собачка, — вполголоса сказал я, протянул руку, чтобы погладить ее по загривку, и замер, увидев то, на что она предлагала мне посмотреть.

Комната была заставлена убогой сборной мебелью, оставшейся здесь еще от прошлых хозяев, — стандартный набор: потертый диван, журнальный столик, два кресла. В углу комнаты расположился старенький телевизор на ножках. На окнах висели выцветшие плюшевые портьеры, давно отслужившие свой век в городской квартире и вывезенные на дачу. Пол был застелен сшитыми друг с другом на деревенский манер узкими половичками. А на половичках, навалившись спиной на диван, сидела совершенно голая женщина.

Совершенно мертвая женщина! Не бывает мертвее! Мне даже не надо было к ней подходить, чтобы убедиться в том, что это именно так. Я, слава Богу, повидал на своем веку мертвецов.

Дворняга подбежала к покойнице, лизнула ее в лицо и вопросительно обернулась ко мне. Она ждала от меня, что я смогу объяснить, что происходит. Почему хозяйка такая холодная. Почему сидит и не шелохнется. Почему так странно пахнет. Почему не хочет гулять со своей собакой. А может быть, человек знает, что надо сделать, чтобы хозяйка снова смогла двигаться и разговаривать, чтобы насыпала в миску «Педигри Пала»? Ведь он человек. Он все знает. Он все умеет.

Я действительно знал, как оживлять мертвяков. Сколько их было за мою жизнь? Двести? Триста? Пятьсот? Тех, кого я когда-то вытащил с того света? Тех, кто продолжает беззаботно топтать бренную землю, совсем не задумываясь о том, что где-то живет сейчас простой врач скорой помощи, который причастен к их второму рождению? Я сделал свою работу и навсегда ушел из их жизни. Обидно? Да нет. Я никогда не был тщеславным. Мне всегда было на это плевать.

Я знал, как оживлять мертвяков, но только совсем не таких, как эта голая дамочка, сидевшая на полу в пяти шагах от меня. Ей не помог бы и колдун вуду. Самое большее, что можно было сделать для этой женщины, так это вызвать ей труповозку. И, конечно, ментов.

«3-зараза! — подумал я. — Все-таки вляпался! Влез в дерьмо всеми копытами! Менты теперь вытянут из меня душу. Замучаюсь давать показания, подписывать протоколы».

И тут же в голове сформировалась мысль о том, что можно попробовать незаметно смыться отсюда, спрятаться у себя дома. Эту бабу найдут и без меня. А когда ко мне в гости нагрянет какой-нибудь следователь, — соседей убитой он все равно без внимания не оставит, — я сделаю постную рожу и разведу руками: мол, ничего не знаю, ничего не видел. И буду дальше жить-поживать. Без проблем, без забот. Без протоколов. Без свидетельских показаний…

Но прежде чем развернуться и уйти из этого дома, я подошел к мертвой женщине, присел перед ней на корточки и внимательно рассмотрел рану, которая стала причиной смерти. Хозяйку дома убили одним колющим ударом в грудную клетку. Одним-единственным точным ударом, настолько профессиональным, что он вызвал мгновенную остановку сердца, и жертва практически не потеряла крови. Хотя, возможно, кровь вылизала собака. И все же, по тому, как расположено входное отверстие раны — чуть правее и ниже левой груди, — было ясно, что нож (или что еще там?) в эту женщину всадил тот, кто делал это уже не раз. Тот, кто хорошо знаком с анатомией.

Я протянул руку и пощупал предплечье покойницы, пытаясь определить температуру тела, хотя бы приблизительно вычислить, когда наступила смерть. Но опыта судмедэксперта мне явно не доставало. Ну, холодной была эта женщина. Ну, налицо полное трупное окоченение. И что из того? Смерть могла наступить и вчера вечером, и сегодня утром. Хотя нет, не утром. Если верить Лине, собака начала выть еще ночью. А значит…

«Да какое мне дело до того, когда померла эта дамочка! — резко одернул я себя, поднялся с корточек и поспешил вон из комнаты. — Решил поиграть в детектива? Не выйдет, родной! И ничего-то ты в этом не смыслишь! А раз не смыслишь, то лучше держаться от таких ситуаций подальше. И не светиться. Поскорее делать отсюда ноги».