В объятиях нежного искусителя - Натали Андерсон

— Неужели?

У Георгоса было полное ощущение, что все совсем наоборот. Но она была права: он не должен был спрашивать ее об этом. Ему хотелось вырвать себе язык за такую непростительную ошибку. Но разве не к этому она его подталкивала, говоря о цепях и темницах? Разве этот сексуальный подтекст в их разговоре не был именно тем, что она планировала? И он попался в ее ловушку, как последний дурак.

Георгос мгновенно отпустил ее. Он не должен был пересекать эту границу, ведь он никогда прежде не вмешивал женщин в свою публичную жизнь. По крайней мере, с тех пор, как был коронован и решил показать себя в лучшем свете некоторым придворным, небезосновательно считавшим его виновным в преждевременной смерти отца. Но с того мгновения, как Георгос впервые увидел изображение этой женщины на экране компьютера, он потерял над собой контроль. Он был в ярости: как мог он быть таким отвлеченным, в то время как его беременная сестра находится совсем одна черт знает где! Единственное, чего он хотел, — снова и снова прикасаться к Кассиани. Он хотел отомстить ей и заглушить свою вину самым приятным из всех существующих способов. Он хотел, чтобы она отдала ему все — сначала информацию, а потом и свое тело.

Георгос сделал шаг назад, чтобы восстановить самообладание. Видимо, прошло слишком много времени с его последнего романа.

— Расскажи мне о бале.

Кэсси облизнула пересохшие губы, и Георгос отвернулся от нее, не в силах смотреть на это. Он провел рукой по волосам, когда новая волна гнева охватила его. Он резким движением снял с себя пиджак и развязал галстук. Он увидел, как Кэсси смотрит на шелковую ленту в его руках, и бросил галстук на кровать.

— Я почти не знаю Деймона. Мне нечего вам сказать, — ответила она, наблюдая, как он снимает запонки и закатывает рукава белоснежной рубашки до локтей.

— Элени была на балу, — медленно проговорил он. — Она намеренно оделась так, чтобы никто ее не узнал. Она собиралась встретиться с ним, и ты им помогла.

Она покачала головой.

— Деймон решил пойти на бал в самый последний момент, когда понял, что это может мне помочь. Он мог представить меня нужным людям. Он не планировал встречаться с принцессой, не было никакого заговора.

— Неправда, — упрямо продолжал утверждать Георгос. — Он планировал это. И он ею воспользовался.

— А может, это она им воспользовалась?

— Она наедине с этим придурком, в то время как здесь, во дворце, находится ее жених!

— Жених, которого ей выбрали вы? — не удержалась от ехидства Кэсси. — А может, это Элени соблазнила Деймона? Разве такое невозможно?

Потому что Кассиани сделала бы именно так? Она — сирена, уверенная в своей чувственной силе, но Элени выросла в совершенно другом мире, на нее была возложена большая ответственность.

— Может, ты и мастер соблазнения, но моя сестра не такая, как ты.

Кэсси покраснела еще больше, и Георгос отчетливо услышал, как она тихонько ахнула. Почему он так реагирует на эту женщину? Даже несмотря на то, что он уверен: она с ним играет. Георгос быстро пересек комнату и включил свет, чтобы развеять эту сексуально напряженную атмосферу. Кэсси моргнула и осмотрела комнату с нескрываемым неодобрением.

— Это один из ваших официальных залов для переговоров?

— Вообще-то, это часть моих личных покоев.

Она посмотрела на него своими огромными глазами, и в них читался ужас.

— И вы по своей собственной воле решили жить вот так?

— Как? — Он уставился на Кэсси, готовый услышать ее критику.

— Как в мавзолее. Безликие, бездушные картины, неудобная антикварная мебель. И холодная атмосфера. — Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Дворец находится в безупречном состоянии, — коротко сказал Георгос.

— Я вижу. Ни единой пылинки, ни одной неуместной картины — дворец выглядит безупречно. Так же, как и вы.

— И как это понимать?

— За золоченым фасадом ничего нет. Ни истории, ни души.

— И столь лестное суждение ты составила за пять минут разговора со своим королем? — прорычал он. — Почему ты так уверена в своих выводах?

Да кем она себя возомнила, чтобы так его оскорблять? Ее смелость снова граничила с манипуляциями, и что хуже всего — ей это удавалось. Чувственный огонь превращал его кости в пепел, и все, чего хотел Георгос, — чтобы Кэсси капитулировала. Впервые за последние десять лет он не полностью владел ситуацией и хотел вернуть себе хотя бы часть контроля.

— Из-за ваших планов на сестру, — совершенно спокойно ответила Кэсси. — На самом деле вы беспокоитесь не о ней, а о том, как выглядит вся эта ситуация со стороны.

Георгос застыл. Ему было плевать на то, что эта женщина оскорбляла дворец и его самого, но она не имела права подвергать сомнению его преданность сестре.

— Я не беспокоюсь о своей сестре? — переспросил он.

— Разумеется, нет. — Она насмешливо улыбнулась. — Раз вы настаиваете на том, чтобы выдать ее замуж. Вы используете ее ради публичности королевской семьи.

— Этот брак для ее же защиты, — холодно ответил он.

— Защиты от чего? — Кэсси окинула комнату скептическим взглядом. — Она и так живет как в тюрьме.

— Ты даже не представляешь, какое огромное давление она испытывает. Она постоянно находится под прицелом внимательных глаз общественности. Они кружат около нее, как акулы.

Давление на Элени действительно было колоссальным. Если уж для самого Георгоса давление было тяжким бременем, то для женщин королевской семьи это было еще хуже. Суждения были слишком строгими, а ожидания — завышенными.

— Значит, надо отправить ее из одной тюрьмы в другую?

— Члены королевских семей женятся на себе подобных, — отрезал он. — Так лучше для всех.

— Но не для вас, правда? — заметила она. — Вы почти на десять лет старше сестры, но все еще не женаты. Как насчет вашего благополучия и защиты?

О, Георгос прекрасно знал о своем долге, и у него был четкий план, когда придет подходящее время. Но он чувствовал, что Элени безопасность понадобится раньше, чем ему, и оказался прав.

— Неужели это так плохо — хотеть, чтобы моя сестра была счастлива и о ней хорошо заботились?

Георгос был в бешенстве от явного осуждения Кассиани. Она ничего не знала о том, что значит жить во дворце, ничего не знала о его сестре. Элени была молодой наивной женщиной, которую защищали всю ее жизнь, и в то же время на нее оказывалось огромное давление. В то время как женщина, стоящая перед ним, была явно очень опытной и прекрасно знала, какой чувственной властью обладает над мужчинами. Весь больничный персонал мужского пола был у ее ног, а уродливая униформа лишь подогревала их фантазии.

— Кто о ней будет заботиться? Плейбой, не способный хранить ей верность?