В объятиях нежного искусителя - Натали Андерсон

Он годами не говорил с ней по душам, но в этом виноват лишь он один. Он думал, что поступает правильно, но, возможно, он ошибся. Снова.

— У моей сестры серьезные проблемы, — резко сказал Георгос. — Все, чего я хочу, — помочь ей. Помоги мне в этом.

Он увидел, как слегка дрогнули губы Кэсси, когда она поняла, в каком отчаянии находится Георгос.

— Но я правда ничего не знаю. Я познакомилась с Деймоном всего несколько месяцев назад. Он хотел мне помочь.

— Каким образом?

Она некоторое время помолчала, прежде чем ответить.

— Деймон — более порядочный и искренний человек, чем наш отец. Более заботливый. Он сделает то, что считает правильным. — Она посмотрела на короля. — Он захочет защитить и принцессу, и их еще не родившегося ребенка. — Она грустно улыбнулась. — В каком-то смысле мне жаль Элени. Ей будет нелегко между вами двумя, как между молотом и наковальней.

Георгос замер. Деймон Гейл хочет защитить Элени? Значит, он не собирается повторять ошибки своего отца? Кассиани была незаконнорожденной дочерью Гейла-старшего. Отвергнутая дочь брошенной любовницы. Но Деймон, кажется, не собирался поступать так же со своим ребенком.

Возможно, его знакомство с Элени действительно не было спланированным. По документам и полученным данным казалось, что Гейлу совершенно не нужны ни деньги, ни слава, наоборот — он всеми силами стремился к уединению, как и его сестра. А если их встреча с Элени была случайностью, а не тщательно продуманным планом, и Деймон делал только то, что считал единственно правильным? Георгосу приходилось признать, что, окажись он сам в аналогичной ситуации, поступил бы точно так же. И, черт возьми, десять лет назад он пытался это сделать.

Он тяжело вздохнул, подумав о том, что ему придется известить жениха Элени об отмене запланированной свадьбы. Георгос во всем поддержит свою сестру, и ему придется ей довериться.

Он поднял взгляд и увидел, что Кассиани внимательно следит за ним. Она стояла на расстоянии вытянутой руки и смотрела на него с сочувствием, которого он не заслуживал. Он напрягся, снова ощутив прилив желания. Он не хотел от этой женщины ни сочувствия, ни жалости, но это тоже было неправильно.

— Я хочу уйти домой, — тихо сказала она.

Георгос покачал головой, мгновенно отвергнув эту мысль.

— Нет, ты слишком много знаешь.

— Я никому не скажу ни слова. Но не ради вас, а ради вашей сестры. Она умная, милая и добрая девушка, способная самостоятельно принимать решения. В голове не укладывается, как вы можете быть родственниками.

— Сегодня ты не уйдешь домой, — пробормотал он.

Он хотел, чтобы Кассиани осталась во дворце, под его присмотром. Остатки желания отомстить и наказать ее превратились в страстное сексуальное влечение. И он мог угодить ей. Но она… не любила, когда к ней прикасаются.

Он стиснул зубы, подавив глухой рык. Похоже, он был ничуть не лучше, чем средневековый солдафон, силой берущий симпатичную пленницу, чтобы унять свою похоть. Но ему было все равно, он просто хотел забыться в первобытном сладостном удовольствии.

Он знал, что может это сделать. Ей понравился поцелуй, он точно знал, что она хотела большего. Ему бы понадобилось приложить не так много усилий, чтобы добиться своего. Ее карие глаза были сейчас почти черными, и он тонул в их глубинах.

— Я здесь не останусь, — прошептала Кэсси. Она тоже это знала. Знала, что физическое напряжение между ними неизбежно — вот почему она хотела убежать.

— Ты говоришь, что не любишь, когда тебя трогают. — Он бросил ей вызов. — Но тебе понравились мои прикосновения. Не сразу, конечно. Я застал тебя врасплох и приношу за это извинения, но не лги мне о том, что было после этого.

Мысль о том, что он, возможно, ей противен, ужасала. Неужели он мог подвергнуть ее чему-то, что вызвало у нее полное отторжение и омерзение? Ее первоначальную реакцию он списал на шок и удивление, потому что потом она ответила ему.

Но сейчас, когда он внимательно наблюдал за Кэсси, увидел и другие знаки. Ее глаза лихорадочно блестели, голубая жилка на шее яростно пульсировала, она продолжала облизывать пересохшие губы. Но ведь она сдалась не его жесткой воле, а собственным эмоциям, она хотела, чтобы он к ней прикасался. Ее влекло к нему, она не могла это отрицать. Но она не хотела этого, и возможно, он знал почему.

— Тебя кто-то обидел, — сказал Георгос, и гнев с новой силой вспыхнул в нем, но совсем по-другому.

Кэсси сначала нахмурилась, а потом закатила глаза.

— Не так, как вы думаете.

— Никто не трогал тебя, когда ты этого не хотела? — не поверил он.

— Трогали. Но я их останавливала, — сказала Кэсси, и Георгос вопросительно поднял брови. — Я имела в виду поцелуй в конце свидания, — покраснела она.

— И как ты его останавливаешь?

— Мужчинам не нравятся женщины, которые не отвечают на их ласки. И не важно, какие у нее формы.

Он покачал головой. Кэсси прекрасно знала, что ее формы — как красная тряпка для быка для любого мужчины. Но он понимал, что найдутся мужчины, которым будет все равно, отвечает она или нет, — они просто могут взять то, что им нужно, силой.

— Значит, ты никак не реагировала на них?

— Я уже говорила, мне не нравится, когда меня трогают. — Она обхватила себя руками за плечи, словно защищаясь.

То есть она вообще ничего не чувствовала или просто не встретила парня, который сумел бы нажать на нужные кнопки?

— Хочешь сказать, что ты фригидна?

Алый румянец залил ее щеки, она не могла поднять на него взгляд. Он понял, что это правда или, по крайней мере, Кассиани так считает.

— Ты не получаешь удовольствия от проявления ласки? — перефразировал он.

На какое-то мгновение Георгос не знал, верить ей или это была новая игра. Но если нет, то получается, она вообще не играла ни в какие игры и действительно не знала об Элени и Деймоне?

Он вдруг вспомнил о докторе, который пригласил ее сегодня на свидание. Ее отказ был предельно вежливым, но абсолютно твердым. Медсестра поддразнивала ее, но все же отвлекла от Кассиани внимание парня, словно зная, что та чувствует себя неловко.

— Это не вызов, — сказала она.

Ее голос был низким и хриплым, и Георгос чувствовал, какой униженной она себя ощущает. Она явно уже жалела, что вообще что-то сказала.

— Я и не воспринимаю это как вызов, — заверил он. — Мне не нужно доказывать то, что я и так уже знаю. Тебе нравилось, когда я тебя целовал, — улыбнулся он, и она еще гуще покраснела, потупив взгляд. — Пожалуйста, перестань смущаться, Кассиани, — рассмеялся Георгос.

— Не вижу здесь ничего смешного. — Она отвернулась.

— Я смеюсь вовсе не над тобой, а от облегчения. Мне не хотелось думать, что кто-то мог надругаться над тобой. И, вопреки твоему суждению обо мне, я никогда не применяю силу к женщинам, которые меня не хотят.