Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа

Женщина потянулась за бархатной сумочкой, которую всегда носила с собой, вытащила сигарету и передала сыну.

– Мне придется рассказать об этом твоему деду, – сказала она.

– Как хочешь, – ответил Мартин.

Вообще-то он не собирался втягивать Кассиопею в неприятности, но если все так закончится, будет лучше. Была б кузина порасторопней, ему бы не пришлось выпрашивать сигарету у матери, а значит, виновата девушка. Мартин часто рассуждал таким образом. Причиной своих проблем он никогда не был.

Молодой человек прошел в патио, посмотрел, как попугай чистит перья в клетке, потом, заскучав, направился к себе в комнату поспать. Он вел праздное существование, и дневной сон занимал важное место в его жизни. Проснувшись, он поискал сигареты и вспомнил, что отправил за ними Кассиопею. И тут же выругался себе под нос – чертова девчонка, могла бы уже сто раз занести.

Мартин ждал кузину у комнаты Сирило. Выйдя в коридор с газетой под мышкой, она снисходительно посмотрела на него своими темными глазами. Гордячка.

– Где ты была? Я же сказал купить мне сигареты, ты что, забыла?

– Не забыла. Я выполняла свою работу, Мартин. Отнесла говядину повару, почитала дедушке.

– А что насчет меня? – приподнял он бровь.

– Я думала, что важнее заняться дедушкой.

– Ох, а я, значит, не важен.

– Мартин, – примирительно сказала Кассиопея, вытащила из кармана юбки пачку и протянул ему. – Вот.

Даже этот ее жест был полон снисхождения. Ничего такого она не сказала. Но сам тон ее голоса, движение головы, подрагивание ноздрей… Тихая и непокорная одновременно, она раздражала Мартина. Ему постоянно казалось, что Кассиопея что-то задумывает против него.

Он схватил сигареты, и как только девчонка ушла, постарался выкинуть ее из головы. Но потом они пересеклись в патио. Что, ей так трудно почистить его ботинки?

Конечно, он рассказал дедушке, что эта гордячка в очередной раз проявила неуважение. А потом, словно желая наградить себя, отправился в город на поиски развлечений. В городе был всего один унылый бар. Мартин редко его посещал, потому что это было неприлично для внука Сирило Лейвы, самого важного человека Уукумиле. У него были приятели, конечно же из тех, кто считался сливками общества. Сын аптекаря и нотариус, он же владелец галантерейной лавки. В доме аптекаря в определенные дни недели играли в карты и домино, но Мартин умирал там со скуки. Выбора у него не было. Кассиопея умела играть в шахматы и шашки, но она играла лучше Мартина, а он терпеть не мог проигрывать.

Заглянув в бар, он пошел к аптекарю. Сидел за столом и выкладывал костяшки. Занятие монотонное, но его утешали знакомые лица. В отличие от Кассиопеи, он никогда не стремился к новому.

Когда Мартин вернулся домой, он увидел, как Кассиопея идет через внутренний дворик, несомненно, направляясь к себе. Он выпил рома и находился в благодушном настроении.

– Кассиопея, – позвал он.

Кузина подняла голову. Смотрела на него не с вопросом в глазах, как это сделали бы другие, а просто уставилась на него.

В детстве Мартин боялся монстра, живущего под кроватью, и натягивал одеяло до подбородка, чтобы защититься. И что-то ему подсказывало, что кузина в своем детстве не боялась ничего, впрочем, как и теперь. Он считал это неестественным для девушки.

– Кассиопея, хочешь, я поговорю с дедом, чтобы он позволил тебе завтра поехать с нами? – неожиданно для себя выпалил он.

– Мне ничего от тебя не нужно, – прищурилась Кассиопея.

Мартин возмутился. Сколько можно разговаривать этим наглым тоном? Как он мог быть добр к ней?

– Ну хорошо, – усмехнулся он, как ему показалось, саркастически. – Надеюсь, ты сполна насладишься работой.

Он отправился спать без каких-либо сожалений. Если гордячке хочется изображать мученицу, когда все члены семьи отправятся немного развеяться, – да будет так.

Он звался Т’хо, прежде чем испанцы наткнулись на этот город. Когда-то он был славный, а потом стал разрушаться, как разрушается все земное. Теперь его звали Мерида, и он пережил второе рождение. Огромные плантации сизаля[8] сделали землевладельцев богатыми, и здесь выросли дома, подчеркивающие состояние хозяев. В городе проложили дороги и мостовые, сделали освещение. Граждане из высшего сословия считали Мериду такой же красивой, как и Париж, и ставили Пасео-де-Монтехо[9] на ступеньку ниже Елисейских полей. Но так как Европа слыла колыбелью изысканности, в Мериде продавали одежду по французской моде и британские ботинки. Девицы из благородных семейств и их мамаши вставляли в свою речь словечки вроде charmant, чтобы продемонстрировать успехи, достигнутые в обучении. Чтобы строить богатые дома, нанимали итальянских архитекторов.

Несмотря на Революцию, «божественная каста» все еще существовала. Возможно, яки[10] больше не депортировали из Соноры, чтобы те работали на полях; возможно, цены на юкатанскую коноплю упали, а треск машины на многих плантациях стих, но деньги из рук богатых просто так не уходят. Несколько выдающихся семей времен Порфириата[11] через браки соединились с еще более перспективными династиями, другим повезло чуть меньше, но они все равно оставались на плаву. Мерида все еще оставалась городом, где водились деньги, где белые граждане из тех, кто наверху, на обед ели деликатесы, а бедняки голодали. Но даже бедняки думали, что живут в стране, полной возможностей.

Кассиопея пыталась напоминать себе о том, что она всегда мечтала вернуться в Мериду. Конечно, не при таких обстоятельствах, но все равно это шанс.

На улицах Мериды было полно людей. Настоящий муравейник, и все двигались очень быстро. Девушке никак не удавалось рассмотреть роскошные здания. Все сливалось в пятно цвета и шума. Здесь не было единого стиля – мавританский, испанский, какой-то там еще, – но все равно было очень красиво.

Они прошли мэрию с часами на башне. Пересекли главную городскую площадь, сердце Мериды. Потом обошли собор, построенный из камней храма майя. Кассиопея гадала, разозлит ли Хун-Каме вид этого здания, но он даже не взглянул на него, и вскоре они уже шли по узким улочкам, оставив центр позади.

Хун-Каме остановился перед двухэтажным зеленым особнячком. Над его тяжелой деревянной дверью виднелся рисунок, вырезанный в камне: охотник с луком, целящийся в небеса.

– Где мы? – спросила Кассиопея, запыхавшись. Ноги болели, лоб покрылся испариной. За все время путешествия они ничего не ели и едва ли обменялись парой-тройкой слов.