Отель «Странник» - Шон Исли

– Нет, – я ни за что не собираюсь расстаться с папиной монеткой. Это единственное, что у меня от него осталось.

Нико пожимает плечами.

– Ну, тогда я ничего не могу для тебя сделать.

Я крепко сжимаю шнурок. Это все очень, очень плохая идея. Или даже затянувшийся скверный сон.

– Я бы заключил с тобой сделку, – говорит Нико. – Ты можешь взять взамен мою собственную монетку. Считай ее залогом, если хочешь. А я пока что возьму монетку твоего отца и его фотографию – и верну и то и другое, как только разберусь, могу ли тебе помочь. Что скажешь?

Такого я не ожидал. Монетка Нико на вид такая же, как моя, так что может обладать теми же защитными свойствами – если, конечно, у них вообще есть эти защитные свойства. Будь Нико все-таки злым духом, он бы не стал предлагать за мой талисман нечто равноценное, ведь верно?

– Даже не знаю…

Нико усмехается краями губ и кладет руку на стекло Двери Далласа.

– Я вернусь раньше, чем ты успеешь узнать.

В животе у меня растет тревожное тошнотное чувство. Эта монетка – самое дорогое, что у меня есть в жизни.

– Не волнуйся, – успокаивающе говорит Нико. – Есть контакт.

– Какой контакт?

– А, это наш отельный жаргон. Означает: все в порядке, не трусь. – Он протягивает мне руку ладонью вверх. – Твой талисман вернется к тебе целым и невредимым. Даю тебе слово.

И снова я не могу поверить, что вообще обдумываю его предложение. В одном телешоу я слышал рассказ про мозговых паразитов, которые необратимо повреждают рассудок так, что ты делаешь невозможные, безумные поступки. Список СПСУ, пункт 637. Я чувствую себя нормально, но это не значит, что мой мозг не поражен необратимо.

– Договорились, – я снимаю с шеи шнурок и отдаю ему монетку. Без талисмана на груди я словно стал голым и беззащитным на темной улице. – Только обязательно верни ее, ладно?

– Есть даже вероятность, что я смогу вернуть обратно его, – Нико снова вставляет ключ в дверь. – До скорого, мистер Кэм.

– Погоди.

Он оборачивается через плечо, ключ сияет в скважине.

Я сглатываю тугой комок, стоящий в горле.

– Ты правда думаешь, что сможешь его найти?

Он поворачивает ключ в двери и улыбается.

– Я же Нико. Я могу сделать что угодно – за хорошую плату, конечно.

Надо мной нависает Дерево. Из открытой двери в его стволе льется медово-желтый свет. Я не хочу заходить внутрь. Такое чувство, что по ту сторону меня ожидает что-то скверное. Но в то же время я хочу войти. Я должен знать правду.

Один из листьев, шуршащих над головой, отрывается с ветки и летит вниз. Я подхватываю его в воздухе. Только вот это не лист, а игральная карта. Четверка червей. На обратной стороне карты вместо рубашки видны строки: «Найдите место назначения». Почему-то эти слова отзываются во мне невероятным счастьем, будто меня пригласили на великолепный праздник.

Но это ощущение быстро угасает. Дверь в стволе стремительно растет, затягивает меня в себя. Я пытаюсь бежать, но она меня настигает, и я падаю, тону в водовороте хрустальных люстр, мраморных колонн и детей в странной одежде…

* * *

Я совершил огромную ошибку. Какой-то незнакомец залез ко мне в окно – и я тут же ему доверился, понадеялся, что он поможет мне найти папу… Разве из этого может получиться что-то хорошее? Мне показалось, что, раз двери отеля отмечены тем же знаком, мои безумные надежды могут оправдаться. Давно следовало признать, что в жизни так не бывает. По крайней мере, в нашей жизни.

Миновало два дня, и за них не произошло ровным счетом ничего. Ни единой весточки от Нико. Четырежды я приходил к Дверям Далласа и стоял у них подолгу, дрожа от зимней стужи, но за стеклом не было видно ни лучика света – только пустое бетонное помещение. Ни единого признака, что за этими дверьми вообще что-нибудь есть.

Как я мог ему поверить? А теперь я лишился папиной монетки. И так всю мою жизнь – я просто родился, чтобы принимать скверные решения. Я – парень, который нечаянно запирает себя в шкафчике изнутри во время игры, который ни за что отдает самое дорогое свое сокровище, который доверяет неправильным людям. Я и сам про себя это знаю, именно поэтому мне всегда так трудно заставить себя действовать. Потому что получится только хуже.

На третье утро без всяких вестей я проснулся оттого, что надо мной склонилась Ба.

– Вставай.

– Уже пора завтракать? – спрашиваю я, потому что это единственная логичная причина, по которой Ба может в выходной поднять меня с кровати до полудня.

– Просто вставай! – она бодро улыбается, готовая лететь куда-то как реактивный самолет. Еще немного – и она подожжет меня своим энтузиазмом прямо в постели. – Ты же не можешь проспать все каникулы напролет.

Теперь, когда я потерял единственную остававшуюся связь с папой, именно так мне и хотелось бы поступить. Спать и спать, и лучше без снов.

А потом я замечаю, что нос у Ба измазан мукой. Это может значить только одно: клецки с мясной подливкой. Похоже, Ба твердо вознамерилась меня взбодрить – в последние годы она никогда не делает клецки с подливкой, потому что это недостаточно диетическое блюдо для нашего семейства.

Я встаю, одеваюсь и топаю на кухню, чтобы ей помочь. Кэсс невнятно рассказывает про какой-то знаменитый водопад в Южной Америке, а я начинаю резать колбаски. Взгляд мой падает на серую выцветшую монетку, болтающуюся у сестренки между ключиц. Ну, хотя бы Кэсс смогла сохранить мамин талисман.

Я бросаю колбаски в сковородку.

– Ба, а как умерла мама?

– Э? – она резко оглядывается и неловким движением размазывает муку по своей щеке.

Это запрещенная в нашем доме тема для разговора. Другое дело – намеки в историях, которые рассказывает Ба. Но сейчас я твердо намерен добиться истины.

– Ты никогда нам не рассказывала о маминой смерти.

Кэсс умолкает и склоняет голову на плечо, чтобы лучше слышать. Мы и раньше задавали Ба подобные вопросы, но она никогда не стремилась на них отвечать. О чем она любит рассказывать – так это о приключениях, о странствиях по всяким удивительным местам… О том, каким безрассудным и храбрым был наш папа, как он парил в облаках, и только маме удавалось порой спускать его с небес на землю и придавать ему рассудительности. Эти рассказы всегда были для нас вроде волшебных сказок. Но стоило Ба дойти до того момента, когда родительские странствия плохо кончились, ее красноречие сразу иссякало.

– Боюсь, я не знаю, – говорит она на этот раз. – Ваш отец не рассказывал мне подробностей. А если бы и рассказывал, он не хотел бы, чтобы вы их знали. Это не мои секреты, и я не вправе их раскрывать. – Ба берет полоску бекона, которая охлаждается на бумажном полотенце, и протягивает ее мне. – Попробуй, нормально жуется или слишком жесткий?