Чмоки - Дэвид Хаггинз

— Господи, у тебя что, проблем мало?

Опять двадцать пять. После развода Тони как с цепи сорвался.

— Ты не понимаешь. Мне сейчас надо, пока он на работу не ушел. Слушай, этот парень — это просто что-то.

— Вот как? А ты хоть помнишь, как он выглядит?

Я проглотил кофе и пошел в туалет. Ванная у Тони была прямо из фильма «Сталкер». В ярком свете, пробивавшемся сквозь матовое стекло окна, на кафеле проступали пятна бурой сырости. Окно выходило на бывшие конюшни. Там убили официанта из ресторана на Геррард-стрит. Порубили арбузными тесаками. Один сел ему на живот, а остальные поотрубали ему руки и ноги. Потом ушли, а его оставили. Так и трепыхался, пока не умер. Прежний жилец как выглянул в это самое окошко в воскресенье рано утречком, как увидел все это дело, так в тот же день и съехал. А квартиру пересдал Тони — три комнаты очень даже дешево. Так у Тони впервые после развода появилось гнездо, ибо на суде адвокат его дорогой Лауры весьма профессионально ободрал его догола, то есть под ноль. Насмотревшись на эти фокусы, я утвердился во мнении, что надо все-таки попробовать наладить наши с Лиз отношения, и вскоре отправился с ней на психотренинг по проблемам семьи и брака.

Когда я вернулся в гостиную, Тони по-прежнему прижимал к уху трубку, стараясь не двигать головой без особой надобности. На столике перед ним стояла прислоненная к чему-то открытая записная книжка. Внезапно Тони оживился, если, конечно, этот термин применим к его клиническому состоянию.

— Алле, здравствуйте. Будьте добры Джима, пожалуйста. Да-да. Спасибо…

Тони говорил своим «телефонным» голосом, неудачно подстраивая собственный ливерпульский прононс под выговор кого-то из приближенных прелестника Джима.

Тони любит молоденьких. Не удивлюсь, если этот его Джим еще с папой-мамой живет. Я перехватил его мутный взгляд и постучал пальцем по циферблату спортивных часов. Тони кивнул и пригладил ладонью сухие редеющие волосы в направлении хвостика. Этот хвостик он завел себе недавно, надеясь как-то компенсировать обезлесение передней части головы. Пока что он доходил только до начала спины и был похож на плоскую черную запятую, припечатанную к воротнику.

Не по росту носатый и глазастый, Тони всю жизнь был зациклен на своей внешности. Сегодня он облачился в просторную клетчатую рубаху, застегнутую на горле и расходившуюся вниз широкими складками. В общем, выглядело это так, будто Тони вздел на свои тщедушные плечи индейский вигвам. В этом наряде он был похож на мумию рэйвера. Рэйвер — очередное, пока что последнее из его перевоплощений, которых я перевидал множество с тех пор, как мы с ним открыли ларек на Кенсингтонском рынке в середине восьмидесятых. В те времена он увлекался переходным неопанком и ежедневно совершал путешествие во времени на 31-м автобусе из богемного Челси на пижонскую Кенсингтон-хай. Кенсингтонский вещевой рынок рядом с универмагом Баркера — модная барахолка, сто клетушек на трех этажах. Не дай бог пожар — все, братская могила. Ребятки из соседних палаток выглядели как мертвые героинщики с поучительных плакатов о вреде наркотиков. Мы с Тони заняли денег у его папаши, сняли там павильончик, открыли свою первую точку и назвали ее «Рот Фронт». Тони сочинял костюмы в тонкую полоску в стиле тридцатых годов, а я организовывал пошив в Ист-Энде. И хотя номинально мы еще учились в худучилище, большую часть времени мы крутились на рынке и прикидывали, как бы нам разбогатеть. Тэтчеровская революция была как раз на пике, и на нее повелись все, кроме ребят из «Красного клина».[6]

Наш «Фронт» был метра два в длину и три в ширину — оазис высокой моды, сдавленный с одной стороны пропахшей пачулями наркоманской лавочкой с трубками, амулетами и хозяином-датчанином по имени Тор, а с другой — магазином кожаной одежды некоего Навина. В противоположность Торовым благовониям, косухи от Навина в полной мере сохраняли острую вонь дубильного состава, и потому наш магазинчик был вечным полем ароматической битвы, которую двое торговцев вели еще с семидесятых годов. Если по прибытии особенно пахучей партии клешей или жилеток Навину удавалось на некоторое время подавить противника, мстительный Тор тотчас же воскурял целый пучок индийских палочек, после чего все, кто был на этаже, включая и продавцов, в едином порыве бросались к выходу.

По счастью, товар наш расходился хорошо, и вскоре мы переехали в помещение побольше: как раз напротив, через дорогу был там такой крутой новый универмаг под названием «Гипер-Гипер». На этот раз назвались «Ротогравюра». Это Тони придумал, чтобы ассоциировалось сразу и с техно, и с gravitas (по-нашему, то бишь с устойчивостью). Тогда это было концептуально.

И, надо сказать, сработало. В первый же день к нам зашел графдизайнер из журнала «Новый образ» и купил рубашку с воротником поло. При этом не выказал никаких чувств и вообще был похож скорей на робота, чем на человека. Поглядев на него, я понял, что с имечком мы угадали.

Все восьмидесятые мы росли и расширялись, сдирая идеи у известных дизайнеров, а в качестве побочного направления контейнерами возили ношеную джинсу из Штатов — очень, кстати, выгодное было дело. Заработали порядочно, большую часть вложили в развитие. А потом грянул спад. Еще через пять лет мы — теперь уже «Пуффа груп» — еле-еле тянули со своей сетью в Лондоне и оптовой фирмой по продаже спецодежды и рэйверских тряпок.

…Вообще, мне это нравится: компания того и гляди обанкротится, а этому деятелю все до лампочки. Замер на краешке дивана и ждет, пока его ненаглядный возьмет трубку.

— Алле… Что? Да. Друг… А его нет?… Понятно… То есть Джим Форбс тут не…. Козел, — прошипел Тони, услышав, как на том конце повесили трубку.

— Не туда попал, что ли?

— Да он мне телефон написал на бумажке, а я бумажку потерял. Вот хочу попробовать так дозвониться, по справочнику. Хорошо хоть, что он не Смит какой-нибудь.

— Ага. И не Маколей Калкин. Бросай фигней страдать, поговорить нужно.

— Ну еще один. — Тони лихорадочно вколачивал в кнопочки номер очередного Форбса.

Это у него не столько либидо, сколько чисто эмоциональная потребность. После развода началось. Понятно: сколько лет он в себе все это подавлял, пока не проявился!

Я подошел к окну и выглянул наружу. Цепочка скандинавских школьников пролагала себе извилистый путь по тротуару на той стороне Шафтсбери-авеню, напрочь заблокировав поход к аптеке. Их джемпера и кенгурухи яркими пятнышками светились в пыльном летнем воздухе. Мимо прогрохал здоровенный грузовик. Зазвенели стекла. Длинноволосый парень лет пятнадцати перешел улицу и вошел в аптеку. На нем была наша кожаная куртка, модель прошлого года, сто шестьдесят фунтов штука. Хорошо, кстати, по фигуре обмялась. Тони набрал еще один номер.

— Слушай, да брось ты все это. Ну что ты ерундой занимаешься, смотреть противно… Мне с тобой поговорить надо.

При мысли об Алане нервы мои натянулись еще на пару оборотов колка.