Тайные знаки - Александра Сашнева

Ее ноги сами собой сбавили темп. Сердце выпрыгивало из глотки.

— Стоп! — Прозвучал вопль режиссера. — Кто позволил остановиться?

Бандиты пожали плечами и переглянулись.

— Это непрофессионально, — брызжа слюной, орал режиссер в мегафон. — Попрошу впредь быть аккуратнее. Еще раз! Запомните, мадмуазель! Вы должны бежать! Вы должны убегать с сумочкой. Дура! Они должны убить тебя! Поняла?

Он в изнеможении плюхнулся в кресло и отшвырнул мегафон на маленький режиссерский столик.

— Ну давай. Будь умницей, — хрипло сказал режиссер и, расстегнув ширинку, выпростал наружу небольшой вялый член. С выражением страдания на лице он посмотрел на Кошкину и принялся поигрывать им.

— Да… — послушно кивнула Кошкина и вытерла лицо. — Но они стреляют настоящими…

— Мотор, я сказал! — побагровев, рявкнул режиссер и судорожно стиснул свою уже отвердевшую игрушку.

Бывшая Кошкина оторопело попятилась и снова побежала, размахивая зайцем. Бандиты снова выскочили из переулка. Пули снова противно завизжали на рикошетах. «Что он хочет?» — лихорадочно соображала Марго и металась вдоль белого пунктира дорожной разметки. — «Почему я должна бежать? С какой стати? Почему я не могу просто уйти со съемочной площадки? Неужели режиссер решил меня убить в кадре? Они бегут за мной или за моей сумкой, а если я выброшу ее? Может быть, они не убьют меня, если я выброшу ее? Господи! Почему я бегу? Почему я не могу прекратить все это?» Марго Танк швырнула зайца за спину. Бандиты растерянно остановились.

— Стоп! — режиссер разъяренно подскочил и, сжимая ноги так, будто очень хочет писать, заорал в мегафон. — Черт бы вас всех побрал! — и повернулся к Марго. — Почему ты бросила сумочку? Этого нет в сценарии!

— Я не хочу, чтобы меня убили! — сказала Марго с вызовом. — Они стреляют настоящими пулями! Я не хочу сниматься в этом фильме! И прекратите мне тыкать!

— Хорошо! Вы думаете, я хочу снимать это дерьмо? — застонал режиссер, все еще сжимая бедра и продолжая теребить гениталии. — Но мы должны! Мы все должны это сделать! Так написано в сценарии, — он снова повернулся к Марго. — Возьмите себя в руки! Постарайтесь на этот раз не облажаться. Мы все ждем от Вас этого маленького подвига. Ну?

Он вкрадчиво и по-доброму улыбнулся, как будто он был заодно с ней, с Кошей.

— Но я хотя бы должна знать, что в сумочке? — возмутилась она, чувствуя, что уступает. Она могла бы противостоять грубости, насилию, но такой заботливой вкрадчивости противостоять трудно. — В конце концов! Хотя бы что-то я имею право знать!

Все окружающие расхохотались. Хохотал режиссер, хохотали статисты, операторы, помрежи. Гримерша подошла к ней и, вытирая слезы смеха, сказала:

— Дорогая, если бы кто-нибудь знал, что там, все было бы гораздо проще. А теперь бегите, мадмуазель. Посмотрите, сколько людей ждет этого? У них у всех семьи, дети, жены, мужья. Они нужные люди, а Вы… Кому Вы нужны? Вы никому не нужны. Так бегите, детка. Бегите. Видите? Вы просили обращаться на Вы, и я обращаюсь! Я выполнила Вашу просьбу!

— Нет! — взвизгнула Марго.

— Давай-давай! Я верю, у Вас получится! — сказал режиссер, закатывая глаза, и рука его задвигалась чаще.

Один из бандюков подошел к бывшей Кошкиной и тронул ее за плечо.

— Извините, мадмуазель, — робко улыбнулся она. — Могли бы Вы бежать по разметке? Она у нас пристреляна. Не подводите коллектив. Это уже девятый дубль…

— Но… — попыталась возразить Марго, но бандит подтолкнул ее сильнее — пришлось переступить с ноги на ногу, чтобы не упасть. — Почему я?

— Никто не виноват, что Вас взяли на эту роль… — пожал плечами амбал и передернул затвор.

Этот дубль оказался удачным. Бывшая Кошкина увидела со стороны, как пуля толкнула ее в спину и, пробив легкие, выплеснула темно-красный фонтан.

Она упала. Последнее, что запомнилось ей из этого сна, было лицо режиссера, замершее в муке сладострастия…

* * *

Марго проснулась и не сразу поняла, где находится — таким сильным осталось впечатление. Она никак не могла отвертеться от лица дурацкого режиссера, чувствуя подспудное возбуждение. От него остался вполне реальный страх, но его хотелось увидеть еще раз. Увидеть, чтобы победить. Чтобы узнать, в чем же его в л а с т ь.

На перекрестках и в снах

Ищет нас наши убийцы.

Мы полюбили их лица

в красных улыбчивых ртах…

Договор? Она, кажется, что-то подписывала вчера. Какой-то договор… Нет. Это был сон. Они с Валерием шли по бесконечному коридору. В квартире Жака такому коридору негде уместиться. Сон.

Марго поднялась с постели.

Сквозь жалюзи уже пробивался яркий утренний свет. В аппартаменте было тихо. Так тихо, будто никого не было. Марго машинально сунула руки в карманы и пошуршала бумажками. 500 франков!

Если это не сон, то в кармане должна быть бумажка в 500 франков. С замиранием сердца Марго вытащила деньги. Среди зелени баксов красовалась огромная разноцветная портянка. Пятьсот франков. Не сон.

А как же…

Сжав купюру в кулаке, Марго рискнула высунуться из спальни в коридор и тотчас отпрянула — коридор был таким же бесконечным, как ей показалось во сне. И мало того! Из дальней двери выглянул еще кто-то. Марго отпрянула и притаилась за косяком. Сердце забухало кувалдой. Холодный пот покатился по виску…

С коридором выяснилось довольно просто — в полумраке два зеркала одно напротив другого создавали кажущуюся бесконечность. Стоило включить полный свет, и все объяснялось. Коше даже понравился этот атракцион — расклонироваться в бесконечный ряд. Она стояла в коридоре минут пятнадцать и поворачивалась и так, и сяк, пытаясь увидеть всю перспективу бесконечной галереи.

Потом они с Жаком съездили в магазин, где Марго купила краски и двадцать упакованных в полиэтилен холстов. Дальше — прямиком к Аурелии. Когда они оказались в переулках Монмартра, галерейщик показал Марго легендарную «Ротонду».

— Здесь тусовались великие художники. Лотрек, Гоген, Ван-Гог. Теперь таких нет. Они пили абсент и пытались сделать мир прекрасным. А теперь все за мани!

— Такая маленькая? Обычная, — удивилась Марго.

Ничего особенного. Кабак как кабак. Тут Рембо и Ван-Гог наливались абсентом и двигали искусство вперед. Завсегдатаи «Ротонды» обожали испытывать на себе различные медленно действующие яды. Но живопись-то у них была хоть куда. И стихи… Может быть, саморазрушение — это плата? Жертва, принесенная Богу за право заглянуть в сокровенное?

Или Дьяволу?

— Мир вообще очень обычный, — усмехнулся Жак. — Пока не нюхнушь снежку. Ты пользуешься наркотиками?

— Вообще-то нет. Но я пробовала.