Пальмы в снегу - Лус Габас

Почему Хулия отреагировала так?

Несколько секунд было тихо. Наконец Хулия покачала головой и подняла глаза.

– Все в порядке. Успокойся. Я просто глупая старуха. Это писал мой муж. Я расчувствовалась, когда увидела.

– Твой муж? – озадаченно повторила Кларенс. – А ты знаешь, о чем это? – Любопытство одолело ее. – Тут говорится о детях и их матери, еще о умершем отце…

– Я умею читать, Кларенс, – прервала ее Хулия, поднося к глазам платок.

– Да, прости, но это очень странно. Твой муж написал это письмо папе?

– Ну, они были знакомы, – осторожно проговорила Хулия.

– Да, но, насколько я знаю, они не переписывались, – ответила Кларенс, поднимая листок. – Они виделись, когда вы приезжали сюда на праздники. Должны были бы найтись другие письма. Но нет, только вот это.

Хулия повернула голову, избегая пронзительного взгляда Кларенс. Она смотрела на улицу, на прохожих – а мысленно перенеслась в другое время и место. На краткий миг серые дома побелели, а ближние ясени превратились в пальмы и сейбы. Ни дня не проходило, чтобы она не думала о своем любимом кусочке Африки, где прошли самые яркие дни ее жизни. Да, она была благодарна своим чудесным детям и внукам, и у нее была замечательная жизнь в Мадриде. Но в глубине души жили воспоминания о тех днях, именно с ними она просыпалась каждый день. Понять это мог только тот, кто сам оказывался в подобном положении, как Хакобо и Килиан.

Несмотря на их долгие жизни, Хулия была уверена, что спокойно они не прожили ни дня.

Что же сказать Кларенс? Рассказывали ли ей что-нибудь братья? Возможно, сейчас, в их лета, им уже не сбежать от своих далеко упрятанных угрызений совести. Что она могла сделать? Как смогла прожить всю жизнь с такой ношей?

Хулия глубоко вздохнула и повернулась к Кларенс. Насыщенного зеленого цвета глаза молодой женщины, такие же, как у Хакобо и Килиана, украшали округлое лицо, обрамленное красивыми каштановыми кудрями. Хулия знала Кларенс с малолетства и понимала, насколько настойчивой та может быть.

– А почему бы тебе не спросить отца?

Такой прямой ответ удивил Кларенс. Реакция Хулии еще больше убедила ее, что происходит нечто подозрительное. Девушка несколько раз моргнула, не зная, что ответить; потом опустила глаза и принялась рвать бумажную салфетку.

– Правду сказать, Хулия, я в затруднении. Если я покажу ему эту записку, он поймет, что я рылась в его вещах. А если у него есть тайна, не думаю, что он откроет ее мне просто вот так – после стольких лет. – Она выпрямилась и вздохнула. – Но, как бы там ни было, я не хочу на тебя давить. – Еще один вздох. – Однако будет позором, если нечто столь важное канет в небытие…

Кларенс надеялась, что Хулия сейчас решительно скажет: она напрасно тратит свое и чужое время, никакой тайны тут нет, а историю она просто выдумала. Вместо этого Хулия продолжала молчать, и лишь один вопрос бился в ее голове: «Почему сейчас?»

За окном лучи слабого апрельского полуденного солнца старались одолеть мелкий моросящий дождик.

«Почему сейчас?»

Хулия вспомнила, как ее муж сетовал, что колдуны и знахари дурно влияют на местных. «Никогда не видел ничего настолько дурацкого, – обычно повторял он. – Неужто трудно связать причину и следствие? И в жизни, и в науке набор обстоятельств приводит к тому, что что-то складывается именно так, а не иначе. Но нет, для них не существует ни причины, ни следствия. Только воля богов».

Возможно, время и прошло, да, но она не станет предавать Килиана и Хакобо. Если Господь или боги буби желают того, Кларенс узнает правду – раньше или позже. И лучше позже, чем раньше, потому что им осталось не так много времени.

– Послушай, Кларенс, – сказала Хулия наконец. – Мой муж написал это письмо в восемьдесят седьмом.

Я точно это помню, потому что это было в поездке, когда он узнал, что умер старый знакомый. – Она помолчала. – Если тебе в самом деле интересно знать, что это значит, отправляйся туда и найди человека по имени Фернандо. Он немного старше тебя. Интересен только один из сыновей. Вполне вероятно, что он по-прежнему хранит документацию Сампаки, потому что плантация еще работает – не так процветает, как раньше, но все еще существует. Вряд ли уничтожено все, но я не вполне уверена. Поищи Фернандо. Остров не больше этой долины…

– Кто такой Фернандо? – спросила Кларенс. Глаза ее загорелись, она указала на одну из строчек на листке. – И почему я должна искать его в Сампаке?

– Он родился там. Это все, что я тебе скажу, милая Кларенс, – твердо ответила Хулия. Она опустила глаза, взяла руку девушки и погладила ее. – Если хочешь знать больше – тебе надо расспросить отца. Если Хакобо узнает, что я рассказала тебе, я стану это отрицать. Тебе ясно?

Кларенс неохотно согласилась, но ее сомнения быстро сменились воодушевлением. В голове крутились, повторяясь беспрестанно, слова: «Отправляйся в Сампаку, Кларенс! В Сампаку!»

– Я хочу сказать вам кое-что очень важное.

Кларенс подождала, пока на нее поднимут взгляды. Ее веселая, разговорчивая семья сидела, как всегда, вокруг прямоугольного деревянного стола. Во главе – дядя Килиан, он председательствовал на всех обедах и ужинах, сколько она себя помнила. Хотя Хакобо был старше, Килиан принял на себя роль главы семьи, и, кажется, Хакобо с радостью принял порядок, позволивший ему оставаться связанным с домом, где он родился, без всяких дополнительных обязательств. Все относились к дому как к своему, но за его содержание, сдачу внаем пастбищ, так как у них больше не было ни коров, ни овец, за определение условий продажи земли растущему лыжному курорту, а также и за соблюдение традиций и обычаев дома отвечал Килиан.

Справа от Килиана, неутомимого трудяги, сидел Хакобо. Несмотря на то что обоим было под семьдесят, братья оставались сильными и здоровыми, Килиан посуше, Хакобо обзавелся немаленьким животом, и оба гордились тем, что сохранили прекрасные темные волосы, чуть побитые сединой.

Справа от Хакобо всегда сидела его жена Кармен, симпатичная веселая женщина с короткими светлыми крашеными волосами и почти без морщин. Мать Кларенс.

Слева от Килиана, напротив Хакобо, неизменно занимала место ответственная и здравомыслящая Даниэла, унаследовавшая от отца, Килиана, темную, с медными прядями гриву, а от матери, если верить поселковым старожилам, нежность черт, запомнившуюся многим.

И наконец, на дальнем конце стола, напротив Килиана, сидела сама Кларенс. За долгие годы она научилась понимать «дежурные» жесты дяди. По тому, как он складывал салфетку или как смотрел на что-то на столе, она безошибочно определяла его настроение.

Спустя пару минут Кларенс поняла, что ее фраза осталась незамеченной. Все давно не виделись, и обед проходил в шумном общении. Ее родители и кузина судачили про соседей и обсуждали последние происшествия в Пасолобино, а дядя целиком ушел в размышления. Она отпила глоток вина из бокала. С дядей она всегда лучше ладила, чем с отцом. Для нее Килиан был открытым и уязвимым, хотя выглядел человеком твердым и сдержанным. Да, у Хакобо было куда лучшее чувство юмора, но он был переменчив и мог совершенно неожиданно разозлиться, особенно когда ему не удавалось настоять на своем. К счастью для остальной семьи, Кармен обладала удивительной способностью усмирять его бури, она не только с легкостью управляла мужем, но и умела создать впечатление, будто его мнение никогда полностью не отвергается – как никогда полностью и не принимается.