Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров

чая. Исчезла и женщина, обедавшая с таким аппетитом. Стремительно бросившись на улицу, Кирилов тотчас налетел в тумане на мужчину в темных очках и с тонким посохом в руках.

— Что же, глаза потерял? — хмыкнул он ртом, полным нездоровых зубов, и неприятно захохотал. Кирилов в ужасе отшатнулся от него и тотчас услышал пронзительный скрип тормозов — у его бедра горела едва различимая сквозь водяную взвесь желтая автомобильная фара.

— Козел, идиот… — крыл его почем зря выскочивший из машины водитель. — Разве не видишь, что делается на улицах. Сидел бы дома, коль вовсе ослеп.

Вдоволь накричавшись, водитель вместе со своей машиной растаял, обдав вконец растерявшегося врача облаком противной бензиновой гари. Голова попросту шла кругом.

Добравшись до ближайшей телефонной будки, Кирилов набрал номер телефона одной из своих пациенток. Эти роды он запомнил навсегда — не так часто в столице рождается тройня. У Кирилова вообще это был единственный случай. Счастливая мамаша на радостях пригласила врача в гости. Ходили они вместе с женой, потом встречались еще несколько раз.

«Надо же, повезло твоей милиционерше, — несколько раз говорила Кирилову жена, — один раз помучилась и сразу трое. А тут, вспомнишь и призадумаешься, попадать ли снова в ваши руки…»

Номер долго не отвечал, и Кирилов уже хотел повесить трубку. Но вот что-то щелкнуло.

— Алло! Можно попросить к телефону Людмилу Сергеевну?

— Я слушаю. А это, вы, доктор. Рада слышать ваш голос! Как Надя, дочка? Потом, так потом… Так, так… Хорошо, встретимся у Пушкина через пятнадцать минут. Что-то произошло серьезное? Хорошо, сейчас приду…

Гарцева была точна. Да и понятно: долгие годы службы на Петровке, капитанский чин. Вообще-то Кирилов считал, что женщинам, будь они в армии или милиции, звания достаются труднее, чем мужчинам. И полагал верным мысленно приравнивать женщину-капитана как минимум к мужчине-подполковнику. А уж если женщина, подобно Гарцевой, работала в уголовном розыске, то планку следовало поднимать еще выше.

— Здравствуйте, милый доктор! — Гарцева была в строгом коричневом платье, поверх которого накинут светлый плащ. — Погода-то какая! Сколько живу, не помню в Москве такого тумана… Бр-р-р-р-… Достает до костей…

— Хорошеете, Людмила Сергеевна. Наверно, сказывается мужское окружение?

— Ха! — она отбросила движением руки темную прядь со лба. — Нашим мужчинам не до нас, все дела, дела… Вы мне не сказали, что у вас произошло…

Они сели на лавочку перед кинотеатром, и Кирилов долго рассказывал все, что с ним произошло за последнее время, делился сомнениями и предположениями. Рассказал и о происшествии в кафе.

— История, конечно, не ординарная, — задумчиво сказала Гарцева, пристально вглядываясь в лицо Юрия Николаевича… — Журналиста вашего я знаю, доводилось как-то читать его статьи. За словом, чувствуется, в карман не лезет, но и о завтрашнем дне не задумывается. Критика — вещь хорошая, но до известного предела. А то вот распутывать завязанные им узлы вынуждены посторонние люди…

— Какой же я посторонний?

— А кто же вы? Юрист? Нет! Специалист по улаживанию острых социальных конфликтов? Тоже нет! Вот нам, бабам несчастным, помогать, кроме вас, некому… Может, этим и стоит заняться, а?

— Может быть вы и правы, — в раздумье медленно произнес Кирилов, теребя в руках берет. — А милиция может этим заняться?

— А, простите, чем? Давайте рассуждать! Человек уехал в отпуск до понедельника. Криминала в принципе никакого нет, если не принимать во внимание обман руководства. Уехал, куда хотел, и проводит время, как заблагорассудится… Спрашивается: он пропал? Его, может быть, убили? Он настолько пострадал, что не может вспомнить, кто он есть и где его дом? Нет, нет и нет! Вот и выходит, что пока хлопоты совершенно напрасны…

— А гранки? Неужели, они могут кому-то понадобиться? Зачем их красть, если статья опубликована в журнале?

— Не знаю, и, наверно, никто вам этого не скажет, кроме человека, который их взял. Но допустите такую мысль: лежат на столе в кафе какие-то бумаги, человека, который их туда положил, уже нет…

— Я отходил к кассе…

— Рядом со столом все же вас не было, Юрий Николаевич. А некто, который вовсе не имеет никакого отношения к этой истории, просто любопытный человек, любящий читать, и все и всякое… Допускаете?

— Пусть будет по-вашему. Но скажите, откуда взялся мужчина, шедший за мной до комиссионного, я точно где-то его видел, только лица не могу припомнить… Я даже допускаю мысль, что виделся с ним не далее как вчера… Стоп! — громко произнес Кирилов и приложил ладонь к разгоряченному лбу. — Вспомнил! Я и не мог узнать его лица, поскольку видел лишь силуэт. Он проторчал весь вечер у подъезда роддома, а стоило выйти студенту, как он постарался исчезнуть из вида и остаться неузнаваемым…

— А может быть, Юрий Николаевич, стоит вернуться домой к жене и дочери, в чем-то повиниться и успокоиться. Поверьте, не мне говорить это вам — врачу, но женское сердце подсказывает: устали, задергались, а тут еще эти звонки…

Кирилов сидел и долго молчал. Гарцева снова пыталась как-то успокоить его.

— Можно тебя попросить об одном одолжении? — Кирилов поднял глаза и пристально, не моргая, посмотрел на нее в упор.

— Я твоя вечная должница, — решила она перейти, как и он, на «ты».

— Если я тебе позвоню в ближайшие два-три дня… — Ему с трудом давались слова, и он в такт словам кивал головой, словно это помогало выразить мысль. — Не откажи в самой простой помощи — это не потребует от тебя нарушать служебный долг. Но у меня одно условие…

— Какое?

— Все это — между нами. И если я попрошу по приезде, ты мне отдашь вот это. — Он протянул ей запечатанный конверт с нарисованным на нем веселым медвежонком. — Нераскрытым. Хорошо?

— Хорошо, но запомни и мой совет — ты лезешь в трудное дело.

— А как же ты уверяла, что мне все мерещится…

— Я обязана это сделать, хотя бы ради своих детей. Ты, Юра, отличный врач — не чета многим другим.

— Что-то на зарплате это не особенно отражается, — невесело усмехнулся Кирилов. — Ты мне лучше скажи — так работают ваши ребята? Да или нет? Мне больше ничего не надо!

Гарцева медленно отвела взгляд от Кирилова и молча что-то разглядывала на противоположной стороне улицы. Она оказалась в трудном положении. С одной стороны, у нее не было морального права врать этому человеку, видя его решимость, а с другой — ее связывали очень многие обязательства по службе.

— Твой рассказ уже давно натолкнул меня на мысль, что возможен и такой вариант. — Она совсем перешла на шепот, но Кирилов слышал отчетливо. — Но смущает, понимаешь, какой-то дилетантский