Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров

во двор. Безрезультатно проболтавшись на улице еще полчаса, продрогну в, он вернулся в номер. «Незадача. Где же его теперь искать? Прикатил по вызову, нечего сказать…»

Разложив вещи на тумбочке, Юрий Николаевич с наслаждением вытянул уставшее за день тело на кровати. За окном зажигались огни города, быстро наливалось густой синевой вечереющее небо. Спать не хотелось, но и делать было совершенно нечего. Сев на кровати, Кирилов энергично потер рукой грудь — что-то щемило сердце.

«Позвонить что ли в Москву? Вдруг вернулся…» — Пошарив по столу в поисках справочника, он нашел в одном из ящиков затертый посетителями рекламный проспект гостиницы. К совершеннейшему изумлению на полях брошюры он среди всяких каракулей обнаружил написанный аккуратным почерком номер своего домашнего телефона. Более того, рядом с цифрами остро отточенным карандашом стояли две буковки «Ю» и «К», несомненно означающие его инициалы. Все это стало напоминать страницы фантастического романа, где нагромождение случайностей уместно и закономерно, но в жизни… Теперь он совсем по-другому смотрел и на неприб-ранную кровать, и на замершие на подоконнике зубные принадлежности. Весь мир стал странным и ненадежным. Даже входная дверь, покачивающаяся и похлопывающая от гулявшего по коридору ветра, казалась тоньше бумажного листа, который можно сорвать легким движением руки.

Взяв с подоконника тюбик с зубной пастой, он стал разглядывать ее. Да, именно такую можно было купить в последнее время в любом киоске «Союзпечати» в Москве. А на зубной щетке стояло клеймо столичной фабрики. Стараясь побороть возникший страх, он пытался понять, что же это за номер, в который попал. Почему несвежая постель? Почему забыты вещи? Почему записан не чей-то, а именно его номер телефона?

В постели ничего любопытного не нашлось. За кроватью — пыль и паутина. В шкафу — тоже ничего, кроме полысевшей одежной щетки да пары сломанных вешалок без крючков для подвески. Лишь в тумбочке стояла заляпанная чем-то липким бутылка из-под узбекского портвейна, в ней несколько засохших каменной твердости дохлых мух.

Москва отозвалась длинным звонком, но к телефону в квартире Орловского никто не подходил. Телефон редакционных машинисток тоже молчал — с Мариной поговорить не удалось…

Сидя за столом, Кирилов вдруг почувствовал, что от окна нещадно дует. Странно, форточка закрыта, рамы тоже. И тем не менее сильно сквозило. Поток холодного воздуха шел из левого нижнего угла окна. Отдернув в сторону штору, Кирилов обнаружил, что к стеклу слабо приклеен кусок картона, служивший раньше обложкой книги. Попытка плотнее прижать картон к стеклу не удалась — сильный ветер, дувший с улицы, с легкостью отгибал ненадежное препятствие. Совсем отодрав картон, Кирилов обнаружил за ним странноватое круглое отверстие, от которого мелкими лучиками во все стороны расходились небольшие трещинки. На стальном уголке, что скреплял из середины внешнюю раму, под сколом краски блестела свежая вмятина, а между рамами лежал небольшой сплющенный комочек. Раскрутить четыре винта рамы перочинным ножом было делом несложным. Затолкав в дырку кусок взятой в коридоре пакли, Кирилов с удивлением разглядывал лежащую перед ним на столе в ярких лучах лампы деформированную пулю. Из сплющенной свинцовой оболочки торчал омедненный с круглым передком стальной цилиндрик болванки. Кирилову приходилось изучать оружие и боеприпасы — раз в два-три года проходил стажировку по военной хирургии. Конечно, его дело — медицина, тому его и учили на стажировке, но Кирилова тянуло оружие, и он с интересом постигал военные примудрости. Сомнений быть не могло — эта пуля от пистолета «Макарова». Юрий Николаевич повернулся в сторону двери — на ней никаких отметин не было, ни малейшего намека на отверстие.

«Так, так, так… — в смятении он завалился на кровать, заложил руки за голову и погрузился в размышления. — Телефон записан, раз, зубная щетка, два, пуля, три… А как я оказался в этой комнате? Не слишком ли много совпадений? Он начал припоминать поведение кооператора и его жены, пытался обнаружить что-нибудь настораживающее в Галине, ничего в голову не приходило. Люди, как люди, зацепиться не за что… Выходило так, что поселили его в этот номер случайно. Хотя, нет… Что тогда говорила Галина? Там до тебя обретался какой-то малохольный, уехал? Не Серега ли это? Селился он тоже неофициально — без командировочного удостоверения. Но помогала ему не Галина — она его тогда знала бы лучше и не называла „малохольным". Так, верно. Теперь окончание разговора с Сергеем! Предположим, он сидел за столом и говорил со мной. Услышал стук в запертую дверь, шорох поворачивающегося в скважине ключа и… успел прокричать в трубку: «Кажется, они уже пришли…» То, что я воспринял как треск ломающейся фанеры, это была совсем не фанера…

Кирилов встал с кровати, подошел к двери, повернулся лицом к столу…

«Кабан роста невысокого, но плотного. Помнится, он доставал мне лишь до плеча. Предположим, он сидит за столом и говорит по телефону. Он, ведь, говорил со мной… Нет, так ему не видна дверь, а он должен был за ней наблюдать! Он сидит в полоборота к двери, а еще лучше прямо на столе, держа ноги на стуле, не очень удобно, зато надежно. Ну и что из этого? Он же не мог спрыгнуть с третьего этажа… А если так? Он взял телефон в руку, выпростав шнур на всю длину, и сидел на кровати… Нет, шнура до кровати не хватит. Этот вариант маловероятен. Значит, сидел на столе… Если в номере не горел свет, то, услышав шорох за дверью, вполне можно успеть раскрыть окно… А что дальше?» — Кирилов опять приблизился к окну и выглянул наружу — вдоль всей стены снаружи шел небольшой выступ, которого вполне могло хватить для прохода в соседний номер. — «Так! Рама полуоткрыта. За дверью шорох. Рывок, и человек уже не в комнате, а на улице! А если немного подготовиться и снять с задвижек окно в одном из соседних номеров?» — Кирилов отпер дверь и вышел в коридор. В нем царили тишина и мрак. Двери всех ремонтных номеров были полураспахнуты и изо всех них нещадно несло паркетным лаком. Нашарив в темноте выключатель, Кирилов зажег свет. Через весь пол в триста тридцать четвертом отпечатались отчетливые следы кроссовок: человек шел от окна к двери. У окна следы были смазанные, человек проехал по свежему лаку как по катку, а дальше следы торопливо вели в коридор.

Прямо напротив триста тридцать четвертого номера шел под прямым углом боковой коридор — и здесь виднелись поверх пыли следы тех же кроссовок, рядом — не такие отчетливые другие следы, которые остановились