Однажды я тебя найду - Ричард Мэдли

Так Джеймс Блэкуэлл проложил себе путь в Крануэлл. Однако после зачисления он вдруг обнаружил, что трудности только начинаются: приходилось прилагать немало усилий, чтобы не уступать остальным будущим офицерам. Требования были неимоверно высокие. С растущим беспокойством он наблюдал, как смиренно один за другим курсанты уходили из колледжа, провалив академические или практические испытания. Его собственные познания в математике были слабыми, если не сказать больше. А что будет, когда пойдет теория воздухоплавания?

В социальном плане он чувствовал себя изгоем. Прилежно выговаривая слова, никого не обведешь вокруг пальца. Однажды вечером, сидя в раздумьях за кружкой пива в неосвещенном углу паба «Принц Руперт» – места, излюбленного курсантами Крануэлла, – Джеймс случайно подслушал убийственный вердикт, вынесенный в соседней кабинке сокурсником, уроженцем Кенсингтона.

– Блэкуэлл? Да с этим пройдохой все ясно. Поступил лишь потому, что это ВВС. В любом другом месте треклятому хаму сразу дали бы от ворот поворот. Подожди, вот закончим с теорией, начнутся полеты, и его вышвырнут отсюда быстрее, чем того ефрейтора, что околачивался в офицерской столовой. Ни стилем, ни классом здесь и не пахнет.

Позже, лежа на койке с металлическим каркасом, Джеймс курил в темноте сигарету за сигаретой и наконец пришел к решению. В одиночку в Крануэлле он не выживет. Ему нужна опора, поддержка. Кто-то, чей социальный статус повысит и его положение среди курсантов, кто сможет дать ему некую защиту, а иногда и совет.

Иными словами, ему нужен пользующийся авторитетом друг.

Друг. На лице Джеймса мелькнула улыбка. Никогда в жизни он не нуждался в дружбе и никого об этом не просил. И даже не знал, как подступиться к этому делу.

Но, как оказалось, беспокоился он попусту.

Джон Арнольд сам его нашел.

– Честное слово, Ди, – тихо проговорил Джон, чтобы в другом конце комнаты его не услышали родители и гость. – У Джеймса были трудности в Крануэлле.

У тележки с напитками они с сестрой разливали по бокалам бренди. К удивлению Джона, пока вся компания перемещалась из столовой в гостиную, Диана успела подкрасить губы и поменять чулки: незадолго до этого он шепнул, что у нее побежала стрелка. «Уж заодно бы и переоделась, ведь наверняка такая мысль приходила ей в голову», – со смехом подумал Джон. Однако вниз она сошла в том же темно-красном шерстяном платье: в нем она выглядела отлично и прекрасно об этом знала.

– Надеюсь, Джеймс оценит твои старания, сестренка, – Джон шутя подтолкнул ее локтем.

– Поаккуратнее, – предупредила Диана, слегка расплескав бренди. – Вероятно, все это займет еще немало времени. Говорят, что к Рождеству война закончится, но, если верить папе, в прошлый раз все тоже так считали, а она растянулась на четыре года. Я уже говорила маме, чтобы приберегла консервированную семгу.

Пять пузатых бокалов стояли на темном серебряном подносе.

– Ладно, неважно, – отмахнулась Диана. – Так что там, ты говоришь, за трудности у Джеймса?

– Давай не здесь, – ответил Джон, бросив взгляд в противоположный конец комнаты. – Принеси сигареты, пойдем покурим у изгороди. Там все о нем и расскажу.

До поступления в Крануэлл Джон никогда не видел классовый снобизм в действии. Зрелище вызвало у него глубокое отвращение. В Хеджбери, частной школе, где он учился, действовала расширенная система грантов и субсидий на обучение. Большинство мальчиков были сыновьями профессионалов высокого класса – юристов, как его собственный отец, бизнесменов, врачей, политиков. Управление школой основывалось на принципах безусловной меритократии. Порицались любые намеки на превосходство в силу происхождения.

Правда, изредка случались стычки с «городскими мальчишками», когда старшеклассников на полдня отпускали из школы и они без дела слонялись по центру городка. Однако эти столкновения приносили удовольствие обеим сторонам и больше смахивали на спортивные забавы, чем на классовую войну.

Джону было неприятно опекать Джеймса в Крануэлле. Собственный школьный опыт подсказывал, что лучше предоставить другому возможность самому бороться за себя. И все же он искал способы ненавязчиво поддержать товарища.

Однажды после дневного инструктажа по воздушной навигации ему выпал такой шанс. Джеймс отправился прямиком в комнату, которую делил с тремя другими сокурсниками, и сидел в одиночестве, обложившись книгами по теории воздухоплавания. Проходя мимо открытой двери, Джон вдруг услышал тяжелый вздох.

Немного помешкав, он осторожно постучал по косяку.

– Как дела? Еще не конец света? Nil desperandum — никогда не отчаивайся, как говорится.

Джеймс оторвал взгляд от раскрытого учебника.

– Отвали, дружище. Не нужно меня подбадривать. Латинскими цитатами тут не поможешь, – он показал на учебники. – С тригонометрией я еще кое-как справляюсь, но эти чертовы уравнения убивают меня наповал.

Он подошел к двери, протянул руку и представился:

– Я Джеймс. Джеймс Блэкуэлл.

– Джон Арнольд. – Они обменялись рукопожатиями. – Вообще-то, на самом деле я не Джон, а Роберт… Не спрашивай. Что-то вроде семейной традиции. Мы все поменяли имена. Не знаю почему.

Джеймс рассмеялся.

– А я всегда был Джеймсом, хотя сейчас не прочь стать кем-нибудь другим. Кем-то, кто разбирается во всем этом, – он махнул рукой в сторону книг. – Если в ближайшее время я это не осилю, вылечу отсюда, как и другие бедолаги.

Джон сел в потертое кожаное кресло, закинул ногу на подлокотник.

– Могу помочь, если ты не против, – сказал он. – По-моему, у нас не самый лучший инструктор по воздушной навигации. Тараторит слишком быстро, не успеешь ухватить. Но мне повезло – в основном все легко дается. Хочешь, разберем с тобой помедленнее, в конце концов ты уловишь суть.

Джеймс смотрел на него во все глаза.

– Зачем тебе это? Мы едва друг друга знаем.

Джон встал и потянулся.

– Хочу неприятно удивить тех идиотов, которые считают, что принадлежность к высшему обществу делает их лучше таких парней, как ты. Или я, если уж на то пошло. Они спят и видят, как тебя отчислят из Крануэлла, – в их глазах это еще больше подтвердит правоту отвратительных предубеждений. Пощекочем им нервы?

В темноте Диана задумчиво курила сигарету.

– Наверное, ты чертовски хороший учитель, братишка. Чересчур способный, я бы сказала. Теперь он командир авиазвена, а ты – простой лейтенант. – Она усмехнулась и дружески ткнула Джона в бок. – Тебе следует проявлять к нему уважение. Почему ты не отдаешь ему честь и не называешь «сэром»?

Тлеющий окурок Джона описал дугу над изгородью и упал в ручей.

– Джеймса не волнует вся эта чепуха. На базе мы, конечно, блюдем субординацию, но не здесь. Мы друзья. Нам крупно повезло оказаться после Крануэлла в одной эскадрилье. Кстати, я тебе еще не все о нем рассказал.