Денис Давыдов - Александр Бондаренко

«Пожалуйста, уверяй всех и каждого, что очерк жизни моей не мною писан, а умершим в этом году старинным моим другом и товарищем с ротмистерского чина моего ген.-лейт. Ольшевским. Тем это будет правдоподобнее, что он писал, и писал хорошо. Соглашаться же, что этот очерк — моего пера — неловко, ибо, как ни говори, в нем много снисходительного для меня и язвительного для других»[29].

Писано это было 7 декабря 1832 года.

Итак, автором «Очерка жизни…» или «Некоторых черт…» — именуйте, как кому нравится, объявлен сослуживец нашего героя по Белорусскому гусарскому полку Осип Данилович Ольшевский, скончавшийся, как сказано выше, в чине генерал-лейтенанта. Хотя на самом деле все эти строки — без ложной скромности, но с похвальной самоиронией, были написаны самим Денисом Васильевичем. Да, был он грешен: любил прихвастнуть, мог приврать! Но по-гусарски — изящно и весело, так что читать приятно… Недаром же гласит старинная пословица: «Не любо — не слушай, а врать не мешай!»

Так что как бы там ни было, но встреча с Суворовым оказалась самым ярким — или самым известным для читающей публики — событием детских лет Дениса Давыдова. Нет смысла объяснять, что в детстве есть своя шкала ценностей, взрослому человеку уже недоступная. И что́ маленький Денис считал для себя главным? Бог весть! Потому не будем пытаться составить подробную картину детских лет нашего героя — такой возможности у нас все равно нет, а ограничимся несколькими моментами.

«Первоначальное воспитание Давыдов получил в духе того времени: более всего учился французскому языку, даже в ущерб своему родному; затем следовали: музыка, танцы, рисование.

Всего этого казалось тогда достаточным для того, чтобы считаться человеком образованным»[30].

Но заблуждение об «образованности» рассеялось довольно быстро, о чем мы расскажем в свое время… А пока что «семья Давыдовых жила зимой в Москве, уезжая летом или в орловское поместье, или в свое подмосковное имение, село Бородино, — то самое Бородино, где впоследствии Давыдову пришла бессмертная мысль о партизанской войне. „Здесь я провел, — рассказывает он, — беспечные лета моего детства и ощутил первые порывы к любви и славе“. Любимым его занятием в это время была охота; обычным отдохновением — чтение описаний подвигов русского войска, совершавшего тогда свой беспримерный поход по Италии, под начальством Суворова»[31].

Сельцо Бородино, ныне всемирно известное, впервые было упомянуто в Писцовой книге 1626–1627 годов, а полтора века спустя большая его часть — хотя было-то в нем всего 25 крестьянских дворов! — «с приписанными к ней деревнями Горки и Семеновское»[32] досталась родному деду Дениса генералу Евдокиму Алексеевичу Щербинину. Так что по доброй старой российской традиции нашего героя стали вывозить на лето к дедушке в деревню.

Московскую свою жизнь Денис описывал с романтической иронией: «Между порошами и брызгами, живя в Москве без занятий, он познакомился с некоторыми молодыми людьми, воспитывавшимися тогда в Университетском пансионе. Они доставили ему случай прочитать „Аониды“, полупериодическое собрание стихов, издаваемое тогда H. М. Карамзиным. Имена знакомых своих, напечатанные под некоторыми стансами и песенками, помещенными в „Аонидах“, воспламенили его честолюбие…»[33]

Оборвем цитату на полуслове и поясним сказанное. Пороша — это снег, выпавший на землю ночью или ввечеру, на котором хорошо отпечатываются следы животных, а брызги — это брызги от талых луж, в которые ударяются конские копыта. То есть между двумя, весенним и зимним, сезонами охоты — в тот промежуток, когда в деревне делать было нечего. Университетский пансион — это Благородный пансион, созданный при Московском университете в 1779 году для подготовки молодых дворян к поступлению в оное учебное заведение. С кем именно познакомился тогда Денис, он сам не пишет, но некоторые авторы называют обучавшихся в те времена в пансионе Андрея и Александра Тургеневых, Александра Воейкова, Алексея Мерзлякова, братьев Кайсаровых и Василия Жуковского… Так оно или нет, сейчас уже не скажешь — по крайней мере, впоследствии они были знакомы.

Первая книжка альманаха «Аониды, или Собрание разных, новых стихотворений» была датирована 1796 годом. В предисловии к ней издатель, известный литератор Николай Михайлович Карамзин, пояснял, что «Аониды — другое имя Муз», и выражал надежду, что «публике приятно будет найти здесь вместе почти всех наших известных Стихотворцев; под их щитом являются на сцене и некоторые молодые Авторы, которых зреющий талант достоин ея внимания».

Однако, с точки зрения современного читателя, стихи в сборнике были те еще! Первый же из них, нареченный «Добродетель», воистину бил, как картечина в лоб:

Подписано было «М. X.» — очевидно, это признанный «мэтр» того времени шестидесятилетний Михаил Матвеевич Херасков.

А вот — анонимное стихотворение о любви, названное «К ней»:

Все прочие стихи в основном были примерно такого же уровня.

В альманахе Денис мог найти знакомые фамилии — как, например, Петр Кайсаров, хотя большинство авторов были анонимны либо прикрывались инициалами или сокращенными подписями — то «прозрачными», как «Всл Пшкн» или «Авр Лпхн», а то и просто: «И. К-въ» или «Е. Х-а».

Но оказалось, что и такие стихотворения могли встревожить сердце и вскружить юную голову, а потому…

«…он стал писать; мысли толпились, но, как приключение во сне, без связи между собою. В порывах нетерпения своего он думал победить препятствия своенравием: рвал бумагу и грыз перья, но не тут-то было! Тогда он обратился к переводам, и вот первый опыт его стихосложения:

Кстати, прозвучавшее тут имя «Лиза» появилось не случайно: по неведомой нам причине — может, в связи со знаменитой в ту пору «Бедной Лизой» Карамзина — оно оказалось наиболее популярным среди авторов «Аонид». В этом сборнике нет иных русских имен — сплошь «Плениры», «Темиры», «Хлои» да еще Екатерина Великая, ибо это были последние месяцы ее царствования. Единожды мелькнула какая-то «Катюша», и все! Зато Елизавет — пруд пруди, простите за невольный дурной каламбур!{11}