В постели с врагом - Эмили Роуз

— Да… — выдохнула она, когда Лайам наконец добрался до заветного бутона. Он стал дразнить его быстрыми, короткими касаниями, пока тот не набух. Потом его пальцы двинулись глубже.

Она изгибалась в его объятиях, покрывая поцелуями лицо, пока он не накрыл ее губы жадным поцелуем, двигая языком в такт пальцам. Обри вцепилась в его плечи, тело ее содрогалось.

Лайам сорвал покрывало с кровати. Когда он повернулся снова к Обри, она уже стояла на коленях.

Он стиснул зубы, сжал кулаки, молясь, чтобы она помедлила хотя бы мгновение. Иначе все закончится через секунду. Он не сможет сдержаться, если она прикоснется к нему губами.

Обри толкнула его, чтобы он сел, и на какой-то миг замерла между его раздвинутыми коленями, страстно желая попробовать его на вкус. Но в ее крови было такое нетерпение, что медлить было невозможно. Она чувствовала, что Лайам тоже больше не может сдерживаться.

Обри быстро сняла с него ботинки, носки и брюки. Он поймал ее ладони и поцеловал каждую в середину, щекоча кончиком языка, потом положил их себе на плечи.

— Пожалуйста, Лайам… Я не могу больше ждать. Лайам шумно перевел дыхание, уложил ее на кровать и встал на колени между ее ног. Руки, горячие и нетерпеливые, подхватили и приподняли ее бедра. Обри задохнулась, когда он мощным толчком вошел в нее.

Она выгнулась ему навстречу, обвила руками шею и притянула его к себе. Жесткие золотистые волосы мужской груди щекотали ее возбужденные соски. Она закинула одну ногу ему на бедро, подталкивая его все глубже и глубже.

Оргазм накрыл ее мощно и внезапно, когда она почувствовала, как содрогается в экстазе его тело.

Тяжело дыша, он упал на нее, уткнувшись лицом в шею. Его тяжесть, жар его кожи наполнили ее ощущением тихого счастья.

И тут же совесть окатила холодным душем.

Что она наделала?

Она улеглась в постель к врагу. Отец ей этого не простит. Потому что она не сможет предать Лайама после того, что случилось.

Обри оттолкнула его, и он скатился с нее, неохотно оторвавшись от ее горячего тела.

Раскаяние прорезало ее лоб глубокой морщиной, а распухшие от поцелуев губы ожесточенно сжались.

— Это не должно было случиться, — прошептала Обри, натягивая на себя простыню и отодвигаясь к краю кровати.

— Может быть, — ответил Лайам. Никаких «может быть». Случившееся было ошибкой. Он тоже это знал. У него всегда была потрясающая способность выбирать «не тех» женщин.

— Мне надо идти. — Удерживая простыню одной рукой, другой она потянулась за юбкой.

Лайам провел рукой по ее волосам.

— Обри…

Не глядя на него, она скинула его руку.

Что он мог сказать? У их отношений не было будущего. И впервые в жизни Лайам подумал об этом с болью. До сих пор он умел легко и изящно обрывать отношения.

— Хочешь принять душ или…

— Нет. Мне пора. — Она поднялась, забыв про простыню, и стала натягивать юбку.

Вид ее обнаженного тела заставил его сердце биться чаще.

— Вызвать тебе такси?

Прикрыв грудь руками, она сунула ноги в туфли и быстро вышла из спальни.

— Нет. Спасибо.

Он натянул брюки и поспешил за нею в гостиную. Обри натянула топ, накинула жакет, схватила сумочку и портфель и, даже не взглянув на него, двинулась к дверям. Это больно укололо его.

— Обри, подожди. — Он захлопнул дверь перед ее носом.

Она стояла, втянув голову в плечи, будто желая спрятаться от того, что случилось.

Можно подумать, он на седьмом небе от счастья!

Ее аромат, летучий, цветочный, к которому теперь примешивался запах недавнего секса, щекотал ноздри Лайама. Он боролся со странным желанием пригладить ее растрепавшиеся волосы и поправить завернувшийся воротник жакета.

— Если что, у тебя есть мой номер телефона. Она посмотрела ему в глаза. В ее взгляде была паника.

— Я не буду звонить тебе, Лайам. Я не смогу.

— Да. Наверное, ты права. В моей семье и так достаточно проблем. Не хватало мне еще связаться с дочерью врага.

На секунду ее лицо исказила боль.

— Враг? Это ты о моем отце?

Он был готов отрезать свой глупый язык.

— У Мэтью Холта было несколько стычек с моим дедом. «Холт Энтерпрайзиз» и «Издательский Холдинг Эллиот» редко совпадают во взглядах.

— Да. Ты прав. Я надеюсь, твоей матери понравится картина. До свидания, Лайам.

Она открыла дверь и вышла.

Лайам готов был биться лбом о стену. Где его мозги? Это не должно было случиться. Ему следовало уйти из паба сразу, как только Обри начала задавать вопросы. Он не должен был брать ее с собой в галерею и тем более везти к себе домой. И уж точно не должен был тащить ее в постель. Потому что это был лучший секс в его жизни и нет никаких надежд, что все повторится.

Лайам зашел в спальню. На его коже, на простынях оставался запах Обри. Он собрал постельное белье и запихнул его в корзину. Нужно как можно скорее истребить все следы ее пребывания в его квартире и его жизни.

Проклятье! Он не позвонил на работу, чтобы предупредить, что сегодня его уже не будет. Впервые в жизни. Черт, девять месяцев он фактически жил в здании «Издательского Холдинга Эллиот». Он направился к телефону и замер, увидев клочок черной ткани, выглядывающий из-под кровати. Лайам нагнулся и поднял его. Трусики Обри. Его пульс сразу же участился. Он должен вернуть их. Но как?

Почтой? Нет, глупо.

Отдать их лично? Только не это. Зачем искушать себя, особенно если знаешь, что не сможешь противостоять искушению? Он не мог допустить, чтобы его семья — особенно дед — узнала о том, что произошло.

Несколько секунд он изучал крошечный лоскуток черного атласа, затем скомкал его и засунул в ящик ночного столика.

— Добро пожаловать домой, мамочка! Я принес бутылку шампанского, чтобы отпраздновать. — Лайам поставил бутылку на кофейный столик и поцеловал мать в щеку.

Она выглядела гораздо лучше, чем две недели назад, когда он навещал ее в больнице, — уже не была такой бледной, а щеки даже чуть-чуть округлились. Из-под шарфа, которым она повязала голову, уже выбивались короткие седые прядки отросших волос.

— Спасибо. Как хорошо дома!

— Я приготовил тебе сюрприз. — Лайам внес картину и поставил на диван. — Папа, ты не поможешь?

Когда они с отцом разворачивали картину, Лайам не мог не думать, что вчера делал то же самое вместе с Обри. Он постарался прогнать это воспоминание. Не удалось.

Восторженный вздох его матери был лучшей наградой за несколько недель телефонных звонков во все арт-салоны страны и подобострастных разговоров с владельцами картинных галерей. После безуспешных попыток он написал письмо Джильде Рейне и вложил в него фотографию своей матери, на которой она стоит перед картиной Джильды в Медицинском центре. Но теперь, глядя в ее сияющие, полные счастливых слез глаза, он готов был проделать все это снова.