Я научу тебя летать - Ева Ночь

Когда за ней закрылась дверь, я, опустошённый, слабый, позвонил бабушке, дождался её приезда с лекарствами, а затем малодушно запер дверь на засов и отключил телефон.

К понедельнику я почти очухался, но решил взять тайм-аут. Никогда не отличался трудоголизмом и желанием умереть, но выполнить положенную работу.

Но телефон я включил всё же зря. Как только я это сделал, тут же позвонил отец.

– Во вторник жду тебя к шести. Не опаздывай и не выдумывай никакие отговорки. Я знаю, что ты болен и на больничном. И знаю, что всё не смертельно. Поэтому, будь добр.

Иногда я бунтую и посылаю папку подальше. Но если у него такой голос и тон, лучше его не драконить. Ладно, не рассыплюсь. Тем более, мне действительно сносно уже.

Но чтобы не искушать судьбу, я бегу из собственной квартиры, как преступник. Есть только одно место в этом мире, где я могу спрятаться и знать: бабушка ни за что не выдаст меня на милость неприятелю.

– Жениться тебе пора, – вздыхает она тяжко, ероша мой чуб. – Одно бегаешь, прячешься, бедокуришь. Тебе почти двадцать семь, малыш. Надо бы уже определиться.

– Как встречу единственную и неповторимую – так и сразу, – честно прикладываю руку к сердцу и смотрю на ба преданно-искренним взглядом. – Ты ж понимаешь: душевная драма. Нику у меня умыкнули, а попробуй найти ещё одну такую же: умную, красивую, добрую.

Бабушка Ася не тот человек, которого можно разжалобить. Она поднимает указательный палец вверх и трясёт им, как перстом судьбы, перед моим носом:

– Беда в том, что Ника не твоя девочка изначально. Там всё ясно было с первого взгляда. И беда в том, что никогда не нужно искать ещё одну такую же. Попомни мои слова. Твоя тебя сидит, дожидается, как ночь солнца, чтобы стать утром. И только не говори мне о той вертихвостке, что приходится Нике сестрой. Тоже не твоя. Красивая, умная, но такая же шальная, как и ты. Ей бы построже кого. Чтоб – ух-х-х! – в кулаке держал! А вы только лбами бараньими с ней стукаетесь. Два разгильдяя!

Бабулю Асю понесло не на шутку. Но я ей всё прощаю. Она заменила мне мать. Вырастила. И не особо сопротивлялась моей дури. Приспособилась. Привыкла к джинсам и пирсингу. К бритым вискам и татухам. Не поощряла, но смирилась с моей любовью к быстрой езде.

Она бесстрашная, баба Ася. Настоящая Драконова мать. Я никогда не перестану ею восхищаться. Может, потому, что она единственная знает меня, как никто другой. Со всеми минусами и плюсами. Со всеми страхами и бравадой. Она мой личный рентген и совесть. И только ей я могу доверять. К сожалению.

– И ещё, – бабуленция поджимает строго губы. – К отцу завтра поехать надо. Хватит уже бегать, как обиженному щенку. И ты вырос, и папа твой повзрослел. А всё никак не поладите.

Опа. Тяжёлая артиллерия? Интересно, зачем я так сильно-сильно понадобился отцу завтра, что он даже бабулю подключил?..

Варя

– Послушайте… – я лихорадочно вспоминала имя-отчество Драконова-старшего и, к своему позору не могла вспомнить – вылетело из головы от неожиданности.

– Иван Аркадьевич, – видимо, по лицу понял мои затруднения папуля Ваньки. Какой чуткий, а главное – внимательный мужчина!

– Послушайте, Иван Аркадьевич. Думаю, вы немного не поняли сути наших разногласий с вашим сыном. Дело в том, что я и так занимаюсь с ребёнком, заметьте, совершенно бескорыстно в послеурочное время. Но, плотно общаясь с вашим мальчиком уже второй год, подозреваю, что он… эээ… немного лукавит. И не так безнадёжен, как хочет казаться.

– Другими словами, – ловит налету мой эзопов язык проницательный папулька, – он издевается, а, говоря по-современному, троллит вас, Варвара Андреевна.

И вот тут на меня напал ступор. Я пыталась что-то сказать, но, как говорят в народе, – ни тпру ни ну. Слова не могла выдавить в ответ. Что-нибудь достойное брякнуть, чтобы совсем уж низко не упасть в глазах дорогого родителя.

– Не стесняйтесь, – подбадривает меня Иван Аркадьевич. Провоцирует, можно сказать. – Называйте вещи своими именами.

Что это? Желание посмотреть на моё истинное лицо? Услышать, как я взвизгну и начну обзывать его сына засранцем и гадёнышем? Нет, про себя я его ещё и не такими эпитетами, конечно, награждала, но никогда не позволяла себе ни оскорблять учеников, ни открыто кляузничать на них родителям.

Это ниже моего достоинства, во-первых. А во-вторых, хоть Ванька и гад ползучий, но было что-то в нём такое, что заставляло меня с упрямством тупоголовой ослицы думать, что он не так плох, как хочет казаться. Что он просто трудный ребёнок, у которого есть кое-какие заскоки, а я всего лишь не смогла найти к нему подход.

– Я в курсе его поведения. Общался с директором и другими учителями, – продавливает меня авторитетом и знанием вопроса папа Драконов. – Ваня не отличается ангельским характером, и другим учителям тоже достаётся. Но все остальные предметы он учит и получает нормальные отметки, а к вам пылает повышенной любовью. Почему-то. И яростной ненавистью к русскому языку.

Ну, вот. Сейчас он расскажет, что таким, как я, не место в образцово-показательной гимназии, что я вселенское зло, не умеющее ни преподавать, ни находить подход к ребёнку. К этому всё и велось. Наверное, и Лев Моисеевич приложил усилия, чтобы опорочить моё честное учительское имя.

Я молчу как партизан на допросе. Мне остаётся только гордо голову держать повыше. Если он ждёт, что я начну каяться, – не дождётся.

– Именно поэтому я предлагаю вам пообщаться и позаниматься с моим сыном более плотно.

Ах, да. Я и забыла о его предложении от расстроенных чувств.

– Может, вам стоит найти другого преподавателя? Более опытного?

– А вы не вполне компетентны? – прищуривает папа Драконов левый глаз, но по губам я вижу: он надсмехается. – Или у вас очень плотный график репетиторства? Так поверьте: я заплачу вам столько, что вполне можно подвинуть толпу желающих и освободить время для Вани.

Я позорно молчу, но он улавливает моё колебание и спешит ставить точку в нашем нелёгком разговоре.

– Вот и прекрасно. Думаю, мы договорились. Вторник и суббота – с трёх до пяти, четверг – с четырёх до шести. Будьте пунктуальны. Вас будет забирать водитель, и, надеюсь, в ближайшее время с русским языком у нас всё наладится.

По-моему, это ловушка. Он всё продумал до мелочей, и даже время сам назначил. Он знает, что во вторник у меня методический день, а в четверг – кружок до полчетвёртого.

– Всего доброго, Варвара Андреевна. До встречи.

– До свидания, – пролепетала я ему в спину.

Вот так и случается всё. Что «всё» определить я не смогла. Чувствовала только: выльется боком мне это элитное репетиторство. А Ванька Драконов станцует канкан на моих костях, от радости высоко задирая ноги.

Домой я доползла в какой-то прострации. Сидела на кухне, уставившись в одну точку, и ворочала тяжёлые мысли. А потом разозлилась. Что, собственно, случилось? Репетиторство? Да легко, как в балете! Я Ваньке таких фигвамов нарисую, они ещё не рады будут, что связались со мной. И неплохо было б мать его увидеть распрекрасную, которая неуловимая и недоступная – даже по телефону не ответила мне ни разу. А заодно изучу, в каких условиях живёт и воспитывается мой ученик. Милый, но довольно сложный.