Цена жизни - Анастасия Владимировна Романчик

- Это потому что я рыжая?!

- Сова не родит сокола, а такого ж чорта, как сама, – буркнул Пётр Иванович, выходя из комнаты и хлопая дверью так сильно, что у кривой тумбочки надломилась ножка и она медленно, словно раздумывая, упала на пол.

- Су-у-упер! – скрестила на груди руки Катя.

Всё вокруг было таким старым, что любое прикосновение могло послужить причиной поломки. Двери падали, тумбочки падали, столы падали, стулья падали, буфеты падали и даже окна падали. Пол проваливался и периодически пищал. Крыша да стены держались из последних сил. На почерневшем от времени потолке скопилось столько паутины, что Кате потребовалось полдня, чтобы смести её дедовским веником из хвороста. Потом оказалось, что Пётр Иванович разводил какую-то волшебную разновидность пауков и продавал шелковую нить. Пришлось соскребать паутину с веника.

Катя выглянула в мутное окно, где по двору вместо курочек бегали жирные двулапые коричневые ящерицы. На некотором отдалении виднелись добротные грушевидные домики, слепленные из мелкого щебня и клейкого вещества, добываемого из слюны жирных ящериц.

Во всей деревне Петр Иванович был единственным человеком, который жил в деревянном доме и пользовался деревянными вещами. Односельчане использовали любой другой материал, кроме дерева. На Катин вопрос: «Почему?» Пётр Иванович глубокомысленно посмотрел в сторону леса, соседствовавшего с деревней, и ответил:

- Лесных духов боятся.

Шутил он или серьезно говорил, Катя до конца не разобрала, но окончательно уверилась, что в деревне жили сектанты, считавшие лес божеством.

Катя спустилась вниз и села за стол на кухне, где с потолка свисали пучки трав, а у стены на столе томилась грязная посуда. Некогда белая печка местами почернела, пожелтела и заплесневела.

«Убраться бы», - посмотрела на столбики грязной посуды Катя, подперев кулачком подбородок. Пётр Иванович на любое предложение о помощи в уборке говорил: «Не лезь, я сам». В итоге по «я сам» дом продолжал обрастать грязью.

Катя взяла несвежую тряпочку, поплевала на неё и потерла древнее пятно чая на поверхности стола.

Тем временем Петр Иванович проверял всё ли взял в дорогу – он бегал с первого этажа на второй и обратно, длинным балахоном собирал годовую пыль со столов, подоконников и полок.

- Может, помочь? – лениво спросила Катя, откладывая безуспешные попытки оттереть пятно и убирая рыжие волосы назад.

Пётр Иванович резко остановился и посмотрел на правнучку, словно впервые её увидел. Колкий взгляд его голубых глаз едва заметно потеплел.

- Не надо, я сам.

Катя вздохнула. Пётр Иванович настолько сильно привык жить один, что даже обычная перестановка книг могла его дезориентировать.

- Варенька, – после многочисленных проверок содержимого сумок заговорил Пётр Иванович.

- Катя я…

- Катенька, – не смутился Пётр Иванович тем, что правнучку именем дочери назвал. В моменты волнения он часто путался, – пожалуйста, запомни, ни в коем случае от меня не отходи.

- Я же не маленькая... мне двадцать...

- Не перебивай меня. Платок не снимай. В глаза никому не смотри. Не смейся. Не показывай ни жестом, ни словом, что ты понимаешь их язык. Поняла?

- Да, – сконфужено ответила Катя, почесав макушку.

Знание местного языка пришло к ней сразу после дня жертвоприношения, словно пережитый ужас пробудил резервные силы её мозга. Но говорить пока не получалось, нелепо и непонятно звучали чужие слова.

- Ты не дома. Тут ты – говорящий веник, – продолжал Пётр Иванович.

- Такое трудно забыть, – проворчала правнучка.

- Ты точно уверена, что хочешь со мной в город? – ходил из стороны в сторону Пётр Иванович.

- Вы сами сказали, что для ваших односельчан я – ведьма и что они могут меня побить.

- Проклятое наследие... - он остановился возле окна и оперся на подоконник с трупиками «очаровашек». – Может, ты все-таки пересидишь в подвале?

Катя обиженно скривилась. Никаких колдовских сил в себе она не ощущала и не до конца верила, что ими владел Пётр Иванович – он никогда не колдовал при ней.

- Нет! Я иду с вами! – топнула ногой Катя, пряча рыжие волосы под платок. – И вообще, почему, когда меня принесли в жертву лесу, мне не помогла моя, типа, сила? Я даже из деревянной клетки не смогла выбраться!

- Учиться владеть силой надо, – сказал Пётр Иванович, – раз не хочешь в подвале сидеть, тогда поторопись, нам надо управиться до заката солнца.

- Что будет, если не успеем?

- Придется отбиваться от хищников.

Катя поежилась, вспоминая тех страхолюдин, что водились в округе. Пока она видела их силуэты через окно, но и этого хватило, чтобы отбить желание с ними встречаться ночью.

- Идем, – поторопил Пётр Иванович, беря ветхую сумку и закидывая ее за спину.

Он вышел из дома, забил дверь самодельным молотком, запер хлипкую калитку и пошел по песчаной дороге, слегка наклонившись вперед и заложив руки за спину. Подражая ему, Катя скрестила руки за спиной и засеменила следом.

При виде Петра Ивановича и его правнучки деревенские жители пугливо ускоряли шаг.

- Вы будете меня учить владеть силой? – спросила Катя, наблюдая, как сельчане выглядывали в щелочки окон.

- Что сам знаю, тому научу, – ответил Пётр Иванович, глядя только вперед.

- Круто! Может, вы знаете, как заряжать электрические приборы? Например, телефоны?

Пётр Иванович едва не споткнулся. Только через пару минут он смог вспомнить, что именно Катя называла «телефоном»:

- Ты про тот красный кирпич с ушами?

- Это мобильный телефон, а не кирпич с ушами!

- Толк тебе от него какой?

- В нём игры есть.

Петр Иванович снова споткнулся, недоумевая какие игры могут быть с телефоном. Как мячик его подбрасывать?

- У вас тут скука смертная! – пожаловалась Катя, не дождавшись ответа. – Никто со мной, кроме вас не разговаривает! Даже телевизора нет!

- Читай книги.

- Я только и делаю, что читаю и в грядках ваших колупаюсь. Меня скоро все фиолетовые помидоры будут знать в лицо.

- Мне в твои годы не было скучно…

- Так вы ж старый как мамонт! Вы революцию помните!.. Ой, простите. Но выглядите прикольно для своего возраста.

- Ты на русском разговариваешь или на китайском? – беззлобно проворчал Пётр Иванович.

- Это потому что вы много лет не были на родине! У нас там всё поменялось! А здесь... деревня! И