Я сам похороню своих мертвых - Джеймс Хедли Чейз

Инглиш засмеялся:

– Но это же абсурд! Я хорошо плачу ей. К тому же это не тот тип девушек, которые легко влюбляются.

– Не существует ни одной девушки в мире, которая не влюбится, если будет в кого, – затаенно проговорила Джулия, потом упрекнула: – Я считала тебя более наблюдательным.

– Оставим в покое Лоис, – занятый своими мыслями, оборвал Инглиш. – Мы говорим о Рое. Я только что был у Корины. Она заявила, что я виноват в смерти Роя, и выставила меня за дверь.

– Ник!

Джулия встревоженно подняла на него глаза, но он успокоил ее улыбкой.

– Она, разумеется, была невменяемой, но тем не менее я предпочел вытащить Сэма из кровати, чтобы он отправился утешить ее. Не следует, чтобы эта история переросла в скандал. У меня большие деловые замыслы.

Он положил свою загорелую руку на плечо Джулии, подобрался пальцами к ее шее и погладил.

– Через несколько недель сенатор официально объявит о новом госпитале. Комитет, конечно, знает это, но не пресса. Они хотят дать госпиталю мое имя.

– Дать твое имя? – удивленно переспросила Джулия. – Боже мой, но зачем?

Инглиш немного смущенно улыбнулся.

– Это кажется нелепым, да? Но мне хочется, Джулия. Я ничего так в жизни никогда не желал, – он вскочил и снова забегал по комнате. – Я преуспел, я начал с нуля, но теперь у меня много денег. Но деньги – это еще не все. Если я умру сейчас или через неделю, то никто вскоре и не вспомнит обо мне. Что имеет цену, так это имя, которое люди оставляют после себя. Если госпиталь будет носить мое имя, то, я надеюсь, его забудут не так скоро. Потом есть еще одно. Я обещал матери, что достигну многого. Она прожила очень мало, чтобы своими глазами увидеть это. Она сошла бы с ума от радости, узнав, что госпиталь назван моим именем.

Ошеломленная, Джулия слушала молча. Она и не предполагала, что Инглиш такой тщеславный. Ей хотелось смеяться, но она понимала, что Инглиш никогда не простил бы ей этого. Дать свое имя госпиталю! И эти сентиментальные слова о матери! Она всегда считала его твердым человеком, заинтересованным лишь в деньгах. Эта новая черта характера Ника, о которой она даже не подозревала, изумила ее и обеспокоила.

– Ну, смейся надо мной, – с улыбкой проговорил Инглиш, – я знаю, что это смешно, и порой чувствую себя неловко. Но я этого жажду. Госпиталь Инглиша! Это звучит, не правда ли? К несчастью, самоубийство Роя грозит все испортить.

– Почему?

– Понимаешь, я плохо принят в комиссии урбанистов. Она состоит из банды бездельников, членов родовитых семей – людей, которые никогда не трудились, чтобы заработать себе на жизнь. Им я представляюсь, наверное, гангстером. За меня Морили, сенатор и комиссар. Они заинтересованы и постараются замять историю с самоубийством Роя. Но меня беспокоит Корина. Чтобы только доставить мне неприятности, она способна трезвонить всюду, что я отказал Рою в деньгах и поэтому он был вынужден прибегнуть к шантажу. Я буду сражен. Члены комиссии придут в восторг, узнав о скандале.

Он бросил сигару в огонь и продолжал более спокойно:

– Этот подонок мог бы застрелиться в прошлом месяце, и дело было бы к этому моменту уже закончено.

Джулия встала.

– Пойдем, Ник. Уже поздно, – предложила она, взяв его за руку. – Не думай об этом сегодня.

Он ласково шепнул ей:

– Отличная идея, Джулия!

Позади большого здания под номером 45 по улице Ист-Плейс маленький садик, заросший кустами, переходил в узенькую улочку, с обеих сторон которой возвышалась кирпичная стена высотой метра в два.

Летом эта улочка была излюбленным местом влюбленных, потому что здесь не светили фонари и обычные прохожие с наступлением темноты избегали ее.

Вот уже два часа какой-то мужчина неподвижно стоял на этой улочке, не спуская глаз с освещенного окна на четвертом этаже стоявшего здесь обшарпанного дома.

Это был человек среднего роста, с широкими плечами. Надвинутая коричневая фетровая шляпа с широкими полями позволяла в неверном свете луны различить лишь его тонкие губы и квадратный подбородок. Одет он был хорошо. Его коричневый костюм, белая рубашка и галстук-бабочка придавали ему изысканный вид, и когда он поднял руку, чтобы посмотреть на часы, мелькнул белый манжет с засунутым за него шелковым носовым платочком.

Он стоял совершенно неподвижно, не переставая жевать резинку, ожидал с терпением кота, поджидающего мышь.

Незадолго до полуночи окно наконец погрузилось в темноту, и теперь все здание казалось вымершим.

Человек оставался неподвижным. Прислонившись к кирпичной стене, засунув руки в карманы, он подождал еще с полчаса. Потом снова взглянул на часы, нагнулся и поднял лежащую у его ног свернутую веревку с тяжелым, покрытым каучуком крюком на конце.

Он перебрался через ограду и, спустившись, торопливо пересек садик, направляясь к задней стороне дома. При свете луны очень хорошо была видна пожарная лестница, прикрепленная к белой стене.

Человек в коричневом костюме на секунду остановился под лестницей, последняя ступенька которой висела в метре от его вытянутой руки. Он развернул веревку и бросил крюк, который зацепился за ступеньку, и человек осторожно потянул ее вниз. Когда она коснулась земли, снял крюк и скрутил веревку. После этого он, даже не оглядевшись, чтобы проверить, не следит ли кто за ним, стал подниматься. Он быстро достиг окна на четвертом этаже, на которое до этого смотрел более двух часов, с удовлетворением отметив, что оно слегка приоткрыто, а занавески задернуты.

Мужчина встал на колени и прислушался. Убедившись, что все спокойно, просунул пальцы между рамами. Окно открылось бесшумно. Лишь тогда он посмотрел из-за плеча на темный садик и затененную улочку. Вокруг было так тихо, что он слышал свое собственное дыхание, ровное и спокойное.

Раздвинув шторы, человек скользнул внутрь. Потом осторожно повернулся и закрыл окно.

Комната была погружена во мрак, но запах пудры и духов сказал ему, что он не ошибся. Вскоре он ощутил совсем рядом спящую женщину.

Он вынул из кармана электрический фонарик и нажал на кнопку. Слабый луч света осветил кровать, кресло с брошенной одеждой и ночной столик, на котором стояла лампа и лежала книга.

Изголовье кровати было повернуто к окну. Светя дальше, человек различил под покрывалом контуры неподвижной женской фигуры. Рядом на спинке кровати висел шелковый халат.

Стараясь, чтобы луч света не упал на лицо спящей, человек в коричневом костюме осторожно вытянул из халата шнурок. Убедившись в его крепости, он удовлетворенно взял с ночного столика книгу.

С шелковым шнурком и фонариком в левой руке, с книгой в правой он спрятался за плотными шторами. Выключив фонарик и положив его обратно в карман, он бросил книгу на пол.