Слишком редкая, чтобы жить, или Слишком сильная, чтобы умереть - Юлия Шилова

Я не очень понимаю: почему, когда человекстановится известным и чего-то достигает, у него сразу появляются сестры,братья, непонятные родственники. Все они хотят, чтобы я признала родство иобрадовалась тому, что они есть. Какой смысл родниться, когда больше половиныжизни прожито? Родниться надо раньше, когда впереди целая жизнь и можнорадоваться первым успехам сообща. Я не знаю этих людей. Они говорят, чтопрочитали обо мне в газете и сразу поспешили породниться... Такое родство мнене нужно. Родные люди либо есть, либо их нет. А что это за родня, которая всюжизнь знает о твоем существовании, но ей наплевать – жив ты, здоров или нет.Даже если сдохнешь от голода, никто не вспомнит, потому что у этих людей нетдля тебя места в своей, более сытой, жизни. Но как только ты чего-то достиг ичудом выбрался из нищеты, о тебе вспоминают и хотят тут же прикоснуться кчужому успеху, по возможности залезть в твой карман и засветить где-нибудь своелицо.

Я знаю всех своих родственников с самогораннего детства и очень их люблю. Вместе со мной они переживали все моимногочисленные взлеты и падения. Это действительно РОДНЫЕ ЛЮДИ. Другой «родни»,которая резко появилась после того, как я стала известной писательницей, у менянет и не будет. Не стоит вестись на известность. Подумайте о своих корнях иидите навстречу тем, с кем выросли и кому вы на самом деле дороги. Милые мои,где же вы были раньше, когда я работала, как проклятая, с самого раннегодетства, вырабатывая у себя стальную волю и железный характер?!

Сколько раз за эти годы меня находилинепонятные «настоящие» мамы, тети, дяди, братья, сестры с фотографиямиплемянников, одному Богу известно. И добрая половина этих людей была от моегопокойного отца. Ребята, я вас не знаю. Простите. Мне неинтересно знакомиться скем-то во второй половине своей жизни. Для поистине родных людей я расшибусь влепешку, отдам последнее и сделаю все, чтобы им жилось хорошо и счастливо, адля вас не пошевелю пальцем. Поэтому, папа, не обессудь. В твоей новой семье ненашлось для меня места, а в моей семье нет места для твоей семьи. Я не знаю,сколько у тебя осталось детей, жен, любовниц, но я не имею и не хочу иметь кним никакого отношения. Надеюсь, они на меня не в обиде. НЕ НУЖНО МЕНЯ ИСКАТЬ.Если обо мне пишут в газете, это не означает, что я всем и всюду обязана. Яобязана только своей матери и своим детям.

С тех пор, как мама развелась с отцом и мыостались с ней вдвоем, она очень много работала. Слишком много для женщины... Яходила в круглосуточный детский сад, а когда стала постарше, с круглосуточнымдетсадом было покончено, и я оказалась предоставлена сама себе.

Мама повесила мне на шею ключ от квартиры,чтобы я в любой момент могла забежать домой и что-нибудь перекусить. Точно стакими же ключами бегала вся детвора. Это сейчас трудно представить ребенка сключом от квартиры на шее, а тогда это было нормально. Целый день я носилась водворе, играя в казаки-разбойники, а моим любимым лакомством была корочкачерного хлеба, политая подсолнечным маслом и посыпанная сверху солью. Боже, какже это было вкусно! Я забегала домой, отрезала от черного хлеба корочки себе иподруге, поливала их маслом, посыпала солью и неслась на улицу. Мы сиделибезумно счастливые и смаковали эту вкуснятину. Когда мама возвращалась сработы, она загоняла меня домой и мазала зеленкой колени. А на следующий день яразбивала их по новой.

Улица меня закалила и научила не боятьсятрудностей, пусть даже детских... В квартире вновь появилась пусть старенькая,но все же мебель. Мне совершенно не стыдно признаться в том, что в детстве явместе с подругой просила деньги у продуктового магазина, а затем мы бежали вмагазин игрушек и покупали себе пупсов и тетради, чтобы можно было поиграть вшколу. Иногда шиковали и покупали что-нибудь из сладостей. Мама и представитьне могла, что, пока она на работе, ее дочь попрошайничает у магазина. Но мнетак хотелось иметь собственные деньги...

Мне не стыдно за то, что мы, все с той жезакадычной подругой, украли в магазине булку горячего хлеба. Я сунула ее подкуртку, подруга прикрыла меня спереди, и мы совершенно беспрепятственнопокинули магазин. Забежали в первый попавшийся подъезд, сели на ступеньки ипринялись уминать горячий хлеб за обе щеки. Как же тогда было вкусно! Сколькотогда пряников и булочек было вынесено из магазина подобным образом, дажестрашно подумать.

Пару лет назад на мой почтовый ящик пришлописьмо:

citeЮль, не знаю, помнишь ты меня или нет, но мыс тобой в детстве в магазине хлеб с пряниками воровали и клубнику на огородечужой дачи. За нами еще собака погналась и чуть нас обеих на куски неразорвала. Мы тогда обе на дереве долгое время сидели и от страха ревели...

Я позвонила по оставленному номеру телефона ибезумно обрадовалась, услышав подругу детства.

– Знаешь, я иногда возьму корку черного хлеба,полью подсолнечным маслом, посолю и с таким удовольствием съем, –вспоминала она.

– У меня тоже такое бывает, – честнопризналась я.

– Еще же масло подсолнечное вонючее-превонючеебыло, но нам так нравилось.

– А наше самое коронное блюдо помнишь?

– Гоголь-моголь, – с ходу ответилаподруга.

– Сырое яйцо, соль и черный хлеб.

Оказалось, мы обе до сих пор балуем себя этимнекогда крутым для нас блюдом. Вспоминали, как плавили сахар на сковородке, какон застывал и какие отличные бесформенные жженые леденцы получались.

Теперь мы постоянно созваниваемся. А когда онаприехала в Москву, мы встретились, и мне показалось, что ЗАПАХЛО ДЕТСТВОМ...Сели в кафе и заказали себе гоголь-моголь. Официант не понял, что это такое,пришлось объяснить. Сидели, наслаждались обществом друг друга, ели толькопонятную нам еду и вспоминали...

– Меня за то, что мы у магазинапопрошайничали, ремнем дома били, – призналась подруга. – Брат мимомагазина шел, увидел, как мы к прохожим пристаем, сдал меня матери.

– Надо же, а почему ты раньше мне про это нерассказывала?

– Мелкая была. Хотела, чтобы ты неразочаровалась в нашей дружбе. Ты же никогда и ничего не боялась.

– Ну да. Когда тебя из дома не выпускали, яодна на дело ходила.

Мы все никак не могли наговориться, словно ине было всех этих лет. Будто за столом сидели две маленькие девочки ивспоминали свои проделки. Мы смотрим на мои небольшие шрамы на коленях исмеемся.

– Это с детства. Колени не успевали заживать,и ты вновь падала. Я тебя без зеленки не помню. Ты быстрее всех бегала, нерассчитывала скорость и падала.

– Я просто никогда не смотрела подноги, – весело отвечаю я и ловлю себя на мысли: как здорово, что мывстретились.

* * *