Ивановна, или Девица из Москвы - Барбара Хофланд

Все тут же воздели руки, будто призывая Высшие Силы скрепить клятву, тысячу раз повторенную эхом. Папенька должен был ответить на это искреннее и простодушное выражение любви, и дважды я услышала слова «Дети мои! Друзья мои!» из его дрожащих губ, но он был слишком растроган, чтобы продолжать. Слезы, сладкие слезы покатились по его щекам, в то время как маменька, чуть ли не в обморочном состоянии, кинулась к нему и стала тихо призывать Небеса благословить и сохранить жизнь, столь ценную, и людей, столь преданных.

Михаил всегда в подобных случаях поступает наилучшим и наиразумнейшим образом, он вывел нас из толпы людей, которых щедро нахваливал, и затем подробно разъяснил им суть нашего нынешнего положения. После чего он с удовлетворением составил список добровольцев, кто страстно желал показать свою силу и не дать французам подступить к Москве — одна лишь мысль об этом приводила в ужас каждого москвича. Не знаю, благоразумно ли поступил Михаил, сократив таким образом ряды наших собственных защитников, но, поскольку его барин одобрил это, я поняла, что все было сделано правильно.

Теперь каждый час к нам поступают свежие новости. Ты, наверное, слышала, что Багратион счел невозможным соединиться с основными силами, но энергично атаковал Даву и представил ему доказательства храбрости русских. И хотя его атака не принесла должных результатов, тем не менее она оказалась счастливой в главном: наш брат вступил в бой с самого начала, но вышел из него невредимым.

Ах! Он молод и порывист, но молодые люди геройствуют до безумства, а в такое время, как нынче, огонь энтузиазма разгорается сам по себе, и все самые благородные и самые прекрасные люди летят в его пламя. Когда они встречают врага на поле боя, они должны победить. Да, я чувствую, Ульрика, должны! В этом я не сомневаюсь. Но я боюсь, как бы траур не смешался с лаврами нашей победы, ведь для многих это неизбежно. А по какому праву нам претендовать на избавление от страданий?

С берегов Двины мы получаем самые ободряющие сообщения — граф Витгенштейн, который был жестоко ранен, повторил победу над Удино, а Тормансов собрал отряд в Волыни и направил его к Варшаве, дабы отвлечь внимание противника. Уже множество пленных французов в наших руках. Буонапарте теперь покидает Витесп и движется к Смоленско, где, как ожидается, его встретят наши объединившиеся силы. Сколь ужасен будет тот день! Какое множество сердец трепещет в ожидании его!

Ах, если бы я могла быть рядом с моим Фредериком! Чтобы носить его щит, как в рыцарские времена, чтоб врачевать его раны, орошать водой его пересохшие губы, шептать слова любви в минуты уныния или горячо молиться за него во время битвы. Как я страшусь порывистости его мужественной натуры при столь сильном возбуждении! И при этом я не желала бы ничего другого. Я бы краснела за русского дворянина, который не стремился бы всей душой в бой, глаза которого не горели бы огнем истинной доблести и искреннего негодования, и который не готов бы был пожертвовать жизнью на поле такого сражения. Каково бы мне было, если бы избранник моего сердца оказался трусом в подобном деле?

Какой ужас эта война! Какое потрясение для любого человеческого существа желать гибели тысяч себе подобных! Увы! Вот я сижу и молюсь об успехе нашего оружия, и чувствую, что это оправданно, но сколько нежных сердец я при этом обрекаю на то, чтобы они обливались кровью! Какое множество союзов разбиваю я своей молитвой! Что за плотину открываю я для потоков несчастья! Сколько невинных глаз зальется слезами, сколько нежных сердец будет страдать от невыразимой боли, даже празднуя победу!

Папенька только что сообщил мне, что Фредерик и твой полковник теперь в Смоленско вместе со своим бравым генералом. Предполагают, что они вот-вот соединятся с армией Багратиона. С каждым мгновением приближается этот час, столь желанный и, тем не менее, столь ужасный. Платов добыл важную победу над корпусом Себастиани. Ах, это может быть предвестием более крупной победы! Да, дочери Франции, Италии и Германии, чьим горестям я так в последнее время сочувствовала, теперь я вынуждена желать вам судьбы, при мысли о которой содрогается моя душа. Во всем виноват этот тиран, и на его повинную голову обрушатся горе и проклятия страдающего мира. Ах, Ульрика! Душа моя трепещет попеременно то от страхов, то от надежд. Прощай! Иду молиться — к одному только Богу мы можем обратиться, прося облегчения или утешения, поскольку в этом огромном городе не встретить ни одного взгляда, который бы ответил твоему вопрошающему взгляду улыбкой сочувствия. Потому что луч надежды или искру мужества затмевают сомнения или страх, ведь у каждого есть сын, брат или муж. У нас с тобой, Ульрика, — ах! кого только нет среди тех, кого мы так нежно любим!

Ивановна

От той же к той же

Москва, 20 авг.

В эти минуты, моя дорогая Ульрика, палят кремлевские пушки и многие горожане поздравляют друг друга с победой в Смоленско; но если это победа, то каковы же горести поражения?

Фредерик ранен. В прибывшей депеше меня заверяют, будто рана такая легкая, что не удержит его от участия в боевых действиях и он возвратится на поле боя на следующий день. Увы! Я почти желала бы, чтобы его рана воспрепятствовала этому. Александр в бою не участвовал; сейчас он вместе с генералом Милирадовичем спешит присоединиться к армии. Я знаю, что Федерович пишет тебе обо всем, а то бы начала с него, обрадовала бы тебя его повышением по службе, но так ужасны были его усилия, так чудесно его спасение, что трепещу от этих мыслей и не смею рассказывать все это его жене. Он жив, он доблестно сражался; пусть твое сердце помнит только это, моя дорогая сестра! И пусть все пережитые им опасности и твои страхи будут забыты.

Сию минуту прибыл другой курьер. Фредерик действительно вчера утром участвовал в бою у Валентины, где, несмотря на болезненную рану, проявил необычайную храбрость. Хвала молодости! Как сердце мое ликует от его триумфа! Ведь это действительно была наша решительная победа, от трех до четырех тысяч врагов полегло на поле боя, и среди них генерал Гюден. Но мы понимаем, что обе стороны готовятся к другой ужасной схватке.

Бедный Смоленско! Теперь на месте этого города пепелище; его обездоленные жители, его женщины, дети и старики стали бесприютными скитальцами, кровь их достойных сыновей, смешавшись с кровью их храбрых защитников, пропитала теперь землю вокруг города. Ох, какая ужасная картина предстает в моем воображении! Я никогда не видела трупа, Ульрика, но меня приводит в ужас мысль о том, что делает смерть с человеческой внешностью! Как этот ужас нарастает, когда представляешь себе тело человека, залитое кровью и покрытое зияющими ранами! Упаси меня, Боже, от подобного зрелища! Но увы! Сколько моих соотечественниц, воспитанных в такой же утонченности и столь же чувствительных, как я, обречены видеть все это даже на теле своих самых нежно любимых людей! Я думаю, такое зрелище убило бы меня. Избави, Боже, и помоги выдержать это! — и все-таки, если случится, я знаю, Ты поддержишь меня. За несколько последних недель я столь сильно переменилась! Теперь мой рассудок оказался способен выдерживать и постигать много больше обычного, и я не могу ограничивать его силы, которые до недавнего времени были слабее, чем у самого хрупкого цветка.