Опал - Дженнифер Арментроут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаешь, рано или поздно они ошибутся?
– Откуда мне знать? Ставить на это я бы не стал, но мы получим кое-какое преимущество. К тому же это все, что у нас есть.
Причем это «все» – полнейшая туфта.
Беззаботно улыбаясь, Дэймон начал водить руками и ногами по снегу, словно гигантский стеклоочиститель. Довольно симпатичный «дворник» из него получился.
Я рассмеялась, но смех застрял у меня в горле, а сердце екнуло. Прежде я даже представить себе не могла Дэймона, изображающего «снежного ангела»[1]. И от этого зрелища мне стало тепло и уютно.
– Присоединяйся, – уговаривал он, не открывая глаз. – Сразу увидишь все под новым углом.
Я в этом сильно сомневалась, но легла рядом и последовала его примеру.
– Знаешь, я сегодня читала в интернете про Дедала.
– Да? И что интересного вычитала?
Я рассказала Дэймону о греческом мифе и своих подозрениях. Он фыркнул.
– Ну, конечно, за всем стоит мужское эго.
– Тебе лучше знать, – поддразнила его я.
– Совсем не смешно!
– Итак, где же обещанная новая точка зрения?
– Подожди немножко, – рассмеялся Дэймон.
Я замолчала. Он сел, взял меня за руку и помог подняться. Мы начали отряхивать друг друга, причем его ладонь кое-где задерживалась явно дольше, чем это было необходимо.
На снегу остались отпечатки наших «ангелов». Мой был поменьше и немного корявым. «Ангел» же Дэймона был идеален. Вот позер! Я зябко обхватила себя руками.
– Кажется, что ангелы сейчас сами спустятся с небес.
– Это вряд ли. – Дэймон положил руку мне на плечо, притянул к себе и прижался теплыми – такими теплыми! – губами к моей щеке. – Но ведь было здорово, разве не так? А теперь давай-ка закончим твоего снеговика. Видеть его такого не могу.
Мое сердце застучало. Уже не в первый раз Дэймон удивлял меня тем, что безошибочно угадывал мои мысли. Вдруг он на самом деле умеет их читать? Я положила голову ему на плечо. Даже странно, что из полного придурка он превратился в… парня, который пусть все еще время от времени и приводил меня в ярость, но при этом постоянно удивлял и восхищал.
В парня, в которого я безумно влюбилась.
В пятницу, как только снегоуборочные машины расчистили дороги, Мэтью вызвал стекольщика, чтобы починить окно в моей спальне. Едва они успели уйти, как домой вернулась мама, которая выглядела так, словно она ела, спала и спасала жизни больным, не снимая своей больничной униформы в горошек. Мы обнялись так крепко, что чуть не свалились на пол.
– Детка, как же я по тебе соскучилась!
– И я!
Смахнув подступившие слезы, я спросила:
– Мам, ты вообще приводила себя в порядок на этой неделе?
– Не-а! – Она вновь попыталась меня обнять. Я отскочила. Мама рассмеялась, но в ее глазах мелькнула обида. – Детка, я шучу. В больнице есть душевые. Я – чистая-пречистая, клянусь!
Она отправилась на кухню, прямиком к холодильнику, а я – следом за ней. Открыв дверцу и увидев пустые полки, мама даже попятилась. Несколько светлых прядей выбились из собранных в пучок волос. Она нахмурилась, сморщив свой вздернутый носик.
– Ну, ты даешь, Кэти!
– Извини, мам, – я пожала плечами. – Нас просто занесло снегом, а я, как назло, ужасно проголодалась.
– Это заметно, – она захлопнула дверцу. – Ничего, немного отдохну и съезжу в магазин. Дороги уже почти расчистили. Кое-куда, конечно, до сих пор можно проехать только на снегоходе, но в город я уж как-нибудь доберусь.
Расчистили? Выходит, в понедельник придется топать в школу. Фу-у-у!
– Хочешь, с тобой поеду?
– Было бы прекрасно, милая. Но с условием, что ты не будешь кидать в тележку всякую чепуху и устраивать сцены, требуя ее купить.
– Мам, мне уже не два годика, – кротко сказала я.
Она хотела улыбнуться, но вдруг широко зевнула.
– Я должна хоть немного поспать. Многие медсестры из-за снегопада не вышли на работу, и мне пришлось отдуваться за всех. То в отделении неотложной помощи, то в предродовой палате и… – та-дам! – мое самое любимое: отделение дезинтоксикации. – Мама ухватила со стола бутылку воды и отправилась к себе.
– Звучит ужасно. – Я пошла за ней следом, чувствуя потребность в материнском тепле.
– Ты и представить не можешь, – она отпила глоток и остановилась у нижней ступеньки лестницы, – на меня всю дорогу лилась кровь, моча и кидались наркоманы. И так целый день, не одно – так другое.
– Гадость какая! – с чувством воскликнула я, сделав зарубку в памяти: «Профессия медсестры из списка моей профориентации исключается!»
– Ах, да! Пока не забыла. – Остановившись на середине лестницы, мама обернулась. – Я поменялась дежурствами. Теперь буду по выходным работать не в Гранте, а в Винчестере. А что, город – побольше, есть куда сходить в уикенд, хотя Уилл по выходным все равно работает, ну и работа более интересная.
Из чего следует, что она дома вообще показываться не будет… И тут до меня дошло. Сердце застучало как сумасшедшее.
– Что-что ты сказала?
– Дорогая, ты до сих пор хрипишь, – мама нахмурилась. – Я бы хотела взглянуть на твое горло. А может быть, попросим доктора Уилла осмотреть тебя? Уверена, он не откажет.
– Ты разговаривала с Уиллом? – Я застыла как вкопанная.
– Ну, да. Мы созвонились после его отъезда на конференцию по внутренним болезням, – мама улыбнулась. – С тобой все в порядке?
Нет. Со мной все плохо.
– Так, идем-ка со мной. Посмотрю твое горло с ларингоскопом.
– Когда ты с ним разговаривала?
– Дня два назад, – смущенно произнесла она. – Детка, мне совсем не нравится твой голос.
– С ним все в порядке!
И конечно же, голос у меня сорвался. Мама взглянула на меня так, словно я объявила ей, что она скоро станет бабушкой. Что же, вот и пришло время рассказать ей правду.
Поднявшись на одну ступеньку, я снова остановилась, потому что правда никак не хотела выговариваться. У меня нет никакого права рассказывать ей о моих друзьях. По крайней мере, следует сначала их предупредить. Кроме того, поверит ли она мне? Но самое худшее в том, что мама определенно влюбилась в доктора Уилла.