Идем на Восток - Александр Афанасьев

— Мы не можем постичь всю сокровенную мудрость Аллаха, мы можем только смириться с его волей! Это принадлежит Аллаху, и он делает так, как пожелает! — задиристо ответил рашид — нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед Пророк Его!

— Ты прав, мудрец, мы не можем постичь всю сокровенную мудрость Аллаха. Но скажи, если волей Аллаха мы поставлены начальниками народа нашего, если Аллах доверил этот народ нашей заботе — разве Аллах не хочет, чтобы мы оставили его в лучшем виде, нежели тот, в котором мы получили? Разве Аллах не хочет, чтобы мы трудились в поте лица? Наш труд — делать добро для всех правоверных, для нашего народа и для других, выводя его к свету. Нет противоречия между тем, чему будут учить детей люди руси и тем, что дети узнают из Корана. Наоборот — что плохого в том, что дети выучатся читать и будут читать Коран сами.

На самом деле — было это, конечно плохо. Мулла — всегда был самым грамотным, а часто — и единственным грамотным человеком в том месте, где он служил — и если кому-то что-то требовалось — прочитать ли письмо, подать ли челобитную — все шли к нему. А еще — муллы боялись, что если дети научатся читать Коран и будут пересказывать его содержание родителям — то станет понятно, что то, чему они учили людей в мечети, и то, к чему они призывали — бесконечно далеко от Корана и от воли Аллаха. И что внимая злоустым поводырям своим, люди брели прямиком в ад, попирая волю Аллаха на каждом шагу. А тут — и до расправы недалеко…

— Итак, я решил и решение мое неизменно. Я заключил договор с руси, и с Белым Царем, как с сильным и справедливым властелином. Нет ничего позорного в том, чтобы подчиняться такому, позорно подчиняться слабому и коварному. Скоро сюда прибудут руси. Они сказали, что будут учить и лечить нас, и учить нас, как это делать самим, чтобы мы жили лучше, чем до этого. Еще они сказали, что помогут нам найти воду в горах, если на то будет воля Аллаха, и дадут нам семена, которые лучше тех, что у нас есть. Еще они будут искать, нет ли в наших горах чего полезного, и если такое найдется — то они будут добывать это, потому что мы не знаем как, но будут давать работу людям нашего народа. Я решил, что все дети, и прежде всего — дети важных людей из нашего народа — должны будут ходить в школу, которую нам сделают люди руси. Что же касается медресе — никто не запрещает им ходить и туда тоже. Я сказал…

— Ты… — казалось, что Абу вот-вот хватит инсульт — ты предал наш народ! Ты предал религию Аллаха!

— Осторожнее! — крикнул князь — ты говоришь то, о чем потом пожалеешь.

— Слушайте меня…

Это заговорил Ахматулла, молчаливый, но пожилой и мудрый феодал, очень крупный. Едва ли не самый крупный из всех, кто здесь присутствовал. У него были торговые дела в Адене, которыми занимались его сыновья, и еще — торговля в Джидде. Учитывая тот факт, что он был пожилым, и наверное самым богатым из присутствующих — к нему не могли не прислушиваться…

— Твои речи, Абу, полны ненависти и злобы — сказал он — но стали ли мы от этого жить лучше? Ты — несомненно стал, но посмотри на твоего отца, лучше ли стал жить он? Слушая твои речи, люди проникаются злобой, но помогает ли это им жить лучше, чем живут отцы и чем жили их деды? Было время, когда в Аден стекались товары со всего Востока, а торговля была лучшей на полуострове. А что теперь? Прорыли канал и никакой торговли нет. Мы живем все хуже и хуже, наши горы никому не нужны, наши дети уходят от нас. Зато торговля есть в Бендер-Аббасе, в Басре, в Багдаде — там, куда пришли люди руси. Ты говоришь про неверных — но неужели неверные прорыли этот канал, чтобы навредить нам? Нет, они прорыли его, чтобы самим жить лучше. А почему мы не хотим жить лучше и только ищем ответов в своем прошлом?

— Ты говорищь так, Ахматулла — сказал Абу — будто сам являешься лицемером. Бида’а являет грехом, и тот, кто сомневается в Коране и шариате — тот выходит из ислама и уже не может считаться мусульманином. Твои сыновья сейчас в Адене, в Джидде, в Неджде — ты уверен, что они смогут вести благочестивую жизнь, и уважать тебя как родителя, не будь в них страха перед аллахом всевышним. Русские — несут куфар на те земли, которые ты указал. Безверие и мерзость! Дети забывают Аллаха, забывают родителей и ударяются в блуд и распутство!

— Забывают Аллаха? — переспросил Ахматулла — да, ты прав, они забывают Аллаха. Но только лишь потому, что ни один такой как ты мулла — не сказал и не показал им, как жить лучше и достойнее. А люди руси показали им это. Мы можем жить — цепляясь за старину — но люди вокруг так жить не будут. И рано или поздно — наши дети утратят интерес к нам и к религии Аллаха, если мы будем делать так, как говорит Абу, ничего не менять и встречать завоевателей с ружьями, которые старше моего дедушки. Поэтому — я не вижу ничего плохого в том, чтобы подчиниться людям руси, если среди них тоже есть мусульмане, и если это пойдет на благо нашему народу…

* * *

— Внимание, цель… — сказал Джеки — цель движется…

— Вижу…

— Ветер прежний. Семьсот пятьдесят…

В оптический прицел — люди на той стороне ущелья, на каменной галерее — казались размером чуть больше человеческого ногтя. Но снайперу приходилось делать еще более сложные выстрелы.

— Наведи.

— Белая с красным чалма. Немного выше других. Второй от начала…

— Есть… Уверен, что это он?

— Уверен. Соответствует описанию.

Иногда — снайперы работали по описанию, иногда по портрету, даже порой фотографическому, хотя здесь это крайняя редкость: арабы не фотографируются, потому что считают, что с фотопортретом исчезает часть души, а изображать людей — запрещено Кораном. Британской разведке — пришлось приложить огромные старания к тому, чтобы добыть описание князя Самеда, по мнению аналитиков — наиболее опасного в этом геополитическом пасьянсе. Но если даже они и ошибутся — ничего страшного. Если они застрелят князя — его преемник будет более открыт для диалога. Если застрелят кого-то другого — оставшийся в живых князь сильно задумается о том, а правильную ли сторону он выбрал. Здесь мало думали о русских, о англичанах, о клятвах, которые давались и при малейшей к тому выгоде нарушались — в конце концов, принцип такия[12] свойственен не только рафидитам, обмануть неверного дело чести любого мусульманина, об этом слагают легенды. Но каждый здесь — заботится о своей жизни, особенно знатные люди. И князь — сильно задумается…

— Они остановились.

— Вижу…

Спайки не был уверен в ветре. Ветер в ущелье — крайне коварен и изменчив, ущелье действует как аэродинамическая труба. Хуже того — любой камень, любой валун, любой поворот ущелья, любая расселина — способна направить поток ветра в непредсказуемом направлении, и это будет ощущаться на протяжении мили, если не больше. Флаги, поднятые на башне, говорили о том, что князь находится во дворце, они вяло трепетали, тоже кое-что показывая… но нельзя полагаться и на них. Проклятое ущелье…