Ведун - Мария Семенова

Я крутанулся на пятке. В лесу не выстрелишь издалека. Пустьпрячется, или бежит, или, если отважится, стреляет ещё! И пеняет на себя, чтоне уложил с первого раза! Там, откуда прилетела стрела, верещала в кронахдеревьев неугомонная сойка. Я бросил Морозку с руки – лети, ясен сокол, нечеготебе тут делать! Да и пошёл прямо на затаившегося стрелка.

Я так и знал, что он не посмеет выстрелить ещё. Одно делозверь. Другое – человек! Да идёт на тебя, держа в руке меч! Он бросил лук икинулся удирать, когда я был в десятке шагов. Мелькнула зелёная охотничьярубаха, выкрашенная плауном. Первак?.. Сперва он оставил меня далеко за спиной.Молодость легконога, молодых не будят по ночам прежние раны. Но я знал, что отменя ему не уйти. Лес велик; он устанет раньше, чем я.

Мы бежали долго, и я начал-таки настигать. Он тяжелоотдувался в тридцати шагах впереди. Что сотворю над ним, когда скручу?.. Нет,не убью, хотя и стоило бы… И в Печище, на суд-тяжбу, не поведу. Станут онисудить своего против чужака-сироты, за которого не придёт постоять оружнаяродня! Я всыплю ему сам. Чтобы сидеть не мог. Хворостиной. Или вот этим ремнём,сняв с него ножны…

Сосна выпростала из земли упругий жилистый корень,подставила мне подножку. Я тут же вскочил, вгорячах не заметив, что вывернулступню. И услышал впереди крик!.. И треск кустов, расступавшихся перед кем-тоогромным! Я не побежал дальше. Лесной князь, потревоженный бесстыднымвторжением в свои хоромы, накажет обидчика наверняка не хуже, чем я.

Я ещё вернулся за добычей, которую бросил, пускаясь впогоню. Мой Морозка сидел там на дереве, охранял. Редкий кречет вот так слетелбы к хозяину, не воспользовался свободой… Морозка был другом надёжным. Ясвистнул, и он опустился мне на плечо.

Стрела, как я и думал, оказалась без метки – чего ещё ждатьот стрелявшего исподтишка. Я выдернул её: незачем мучить живое дерево, а мнепригодится… Да и пошёл себе домой.

Нога моя к тому времени разболелась, я шёл медленно ихромал. У самого дома мне показалось, что две женщины, попавшиеся навстречу,посмотрели на меня очень уж странно…

Когда я вошёл во двор, Тур по обыкновению возился в сарае. Яслышал, как шуршали стружки.

– …а ещё ко мне леший из лесу приходил, – долетелголос Братилы. – Жену, лисунку мохнатую, недужную приводил да малоголешачонка. Так-то они людей боятся. Меряне овдой их зовут…

Надёжа сидела у раскрытой двери и слушала, держа в рукедеревянную ложку. При виде меня вскочила, всплеснула руками, пустилась в избу.Должно, позабыла на печке горячий горшок!

Я заглянул в сарай. Тур сидел осыпанный стружками истарательно выглаживал очередную дощечку. По моему совету он строиллодью-насад: долблёнку с бортами, надставленными рядами досок. Мы пускали такиеиз Ладоги на варяжское побережье – в Аркону и Колобрег, на остров Готланд и всвейский город Бирку, и не боялись, что потонут. Неужто не увезёт болезни?

Тур с торжеством протянул мне наполовину готовую лодочку:

– Посмотри, дядька Неждан!

Я посмотрел. Но не на кораблик, а на его правую руку. Пальцына ней далеко ещё не вошли в силу, однако верёвка, чтобы привязывать нож,больше не требовалась. Я покосился на улыбавшегося Братилу. Лодочку ещёпредстояло достраивать, а болезнь уже перебиралась на новое место, покидаяруку… Диво!

Немного попозже они рассказали мне, как незадолго до моегоприхода в деревню явился Первак. Явился еле живой от усталости и перенесённогостраха. И рассказал, как далеко в лесу за ним ни с того ни с сего кинулсяогромный бык-тур. И как этот бык гнал его, Первака, чуть не до самых полей. Ине настиг единственно потому, что был хром. И как ему, Перваку, всё казалось,будто совсем не простой тур за ним бежал…

Я посмотрел на свою распухшую ногу и усмехнулся.

Снился мне сон…

И вновь тысячегласно шумело многолюдное вече. И говорилиладожане: а верно ведь, братие, не бывать одному телу – да враз о двух головах…

И вновь спрашивал Вадим Хоробрый, наш князь: али не люб ужестал вам, други ближние? Али не помните, кто для вас ижору примучивал? С кем впоходы ходили, добычу да славу имаючи? Али Даждьбогу трижды светлому плохиетребы ради вас клал?..

Люб, как прежде, отвечали князю ладожане. Да только не тынас от главного-то лиха избавил. Не твоего стяга свеи бегают, варяжского белогосокола! Не у тебя лодьи боевые, с морскими разбойниками тягаться, – уРюрика. Не ты находников отвадил, варяги выручили. Поди, княже, под Рюрикабратом меньшим, послушным! И володей нами по-прежнему, покуда жив будешь!

А Рюрик здесь же стоял. При мече. Во главе дружины,бронзоволицей, усатой… Многих в той дружине я знал, со многими хлеб-соль водил.Но ныне был со своим князем, с Вадимом. И дойди дело до кулаков, до мечей, както нередко на вече бывало, – не отступился бы от побратимов, пока глазавидели свет…

Но не случилось рати в тот день. Кинул шапку оземь лихой князьВадим. И пошли мы с ним из Ладоги прочь. В тёмные леса пошли, на светлые озёра.Новый детинец строить, новой дани искать… И ничего – нашли! Срубили городокмалый на берегу сердитого Ильменя-озера, при широком истоке хлопотливой Мутнойреки. Она оттоле к нам в Ладогу текла, в Нево-море. И зажили! Ни один гость,свой ли, заморский, мимо не проходил. Всяк мыто-пошлину платил нам и князюнашему Вадиму. Посёлочки кривский, мерянский, чудской да словенский, чтоиздревле в том месте стояли, под нашей рукою быстро разбогатели, забралоудумали вкруг себя учинить, Новым Городом назваться.

Рюрик долго нас терпел…

Я выбрался на крыльцо и немалое время сидел неподвижно,слушая, как утихает в груди бешеный стук. В том бою я последним защищал князяВадима. Уже бездыханного. И мой меч свистел и свистел над знакомыми ладожскимиголовами – пока не смерклось в глазах…

Рюрик пожелал взглянуть на меня сам. Ты славно бился,Неждан, сказал он мне. И князю, то ведаю, советовал пойти под меня. Если неумрёшь нынче от ран, прибавится у меня в дружине добрым бойцом…

Удачи тебе, варяжский сокол, отвечал я ему, и он наклонилсянизко, чтобы разобрать мой хрип. Я сказал ещё: убил бы тебя, если бы смог…

И закрыл глаза, и много дней никто не ведал, буду ли жить. Акогда выздоровел, Рюрик подарил мне меч, взамен того, что я иззубрил о егоброни. И белого Морозку снял со своей рукавицы. Он больше не уговаривал меняостаться. Я же поклонился ему в пояс – и ушёл…

Быть может, у Чурилы Мстиславича, кременецкого князя,сыщется для меня местечко в дружинной избе. Этот-то князь нашего Вадима нетише, да только – горько выговорить – умней. Заключил с Рюриком почётный союз ивот уже несколько лет платит ему дань лёгкую – мира для. Рюрик ему прислалкогда-то войско и воеводу Олега, помог отбиться от хазар. С того и пошло…