Маледикт - Лейн Робинс

— Вы же сами жалуетесь, что холод в ногах не дает вам уснуть, — возразил Джилли, и Ворнатти милостиво разрешил продолжать массаж.

Барон запустил пальцы в волосы Джилли, ослабил узел его кравата, принялся приглаживать непослушные локоны угловатыми неловкими движениями.

— Мой Джилли, — проговорил Ворнатти.

Все еще стоя на коленях, Джилли оценил тон. Влюбленный? Он надеялся, что это не так, — пожалуй, не так.

Джилли выпрямился, уклоняясь от ласк Ворнатти, и откинул край одеяла. На волю вырвался запах горячей глины. Джилли достал нагретые кирпичи, все еще хранившие тепло очага, и помог Ворнатти занять их место в постели. Барон нежно провел пальцами по шее своего слуги, по мягкому хлопку рубашки на груди; движения его были рассеянны. В другой раз Джилли не стал бы препятствовать или даже поощрил бы старика, сделал бы первый шаг в привычной игре, где страсть выменивалась на милость, — но сейчас он снова отступил от Ворнатти. Сегодня ночью ему нужна была лишь информация, а у барона она всегда имелась.

— Вы пошлете за судьей? Сдадите мальчишку в работный дом? — У Джилли от беспокойства сводило желудок. Ему не давали покоя собственная убежденность, что появление мальчика может нарушить размеренность их с бароном жизни, а также интерес, вспыхнувший в глазах Ворнатти.

— Этот мальчик слишком хрупок для работного дома, — отозвался Ворнатти. Он поморщился, когда Джилли укрыл его: кости заныли под бременем мехов, простыней и одеял.

— Вы считаете его утонченным? — удивленно спросил Джилли, вспоминая крепко сжимающую меч руку мальчика, упрямое, сопротивление действию снадобья в вине. От этих мыслей у него по спине побежали мурашки. Ворнатти еще убедится: мальчишка не будет столь сговорчив, как городские шлюхи, которых он имел обыкновение приводить домой.

Барон рассмеялся — по-звериному хрипло.

— Может быть, и нет. И все же я намерен держать его здесь.

— Он не собака, — возразил Джилли. — Людей нельзя держать.

— Но ведь тебя я до сих пор держал, правда? — усмехнулся Ворнатти. — Нашел тебя, ты мне понравился, и я забрал тебя к себе домой. И с тех пор ты здесь живешь.

— Вы купили меня, — проговорил Джилли, наблюдая, как гаснут красные угли в очаге. Скоро в комнату вползет стужа.

— А что мне мешает купить его? Кто знает, на что он согласится за еду и тепло? — Ворнатти задумчиво погладил меховое покрывало.

— Что вы станете с ним делать?

— Ты видел его лицо и фигуру — и спрашиваешь? Не суетись, твоего места здесь он не займет, — произнес Ворнатти, растянув губы в злорадной усмешке. — Я выдрессировал тебя как следует.

— Стало быть, очередной любимец? — вспыхнул Джилли.

Ворнатти со вздохом закрыл глаза.

— Тебе известно мое отношение к Ласту. Неужели ты думаешь, что я стану прогонять мальчишку, когда его желания столь сходны с моими?

Джилли перестал расправлять складки полога и, потрясенный, опустился на кровать.

— Вы замышляете измену… — Джилли умолк, почувствовав, как пальцы Ворнатти сжали его ногу, заметив злорадные огоньки в темных немигающих глазах хозяина.

— Замышляю? Ничего подобного. Если я помогаю голодному мальчику — это называется благотворительность. Если я предоставляю ему информацию — это обучение. Я лишь ввожу в игру новую фигуру.

Яркий дневной свет, пробившись в комнату сквозь тяжелые задернутые шторы, разбудил Джилли, разогнал знакомый сон, ставший кошмаром. Джилли с трудом высвободился из кокона белья, дрожа от его клейких объятий, непреодолимо напоминающих о погребении. По обыкновению сон Джилли был глубок и мрачен. Джилли оказался среди гробниц пяти мертвых богов. Знакомое видение: гробы под белыми саванами, просторная комната, пропахшая вековой пылью и тем особенным запахом, который сопутствует гниющим предметам роскоши. По мере приближения Джилли резьба проступала сквозь колышущуюся ткань саванов, являя картины и символы, которые были доступны молодому человеку лишь во сне, — великие имена: Баксит, Ани, Нага, Эспит, Хаит.

Знакомо, и все же… Легкая рябь прошелестела по безмолвному мавзолею, как будто через него пробежало нечто, вздымая вихрь из воздуха, и замерло в тенях гробов, затаив дыхание, готовясь заговорить. Внезапно все существо Джилли пронзила одна-единственная мысль, холодящая душу словно ледяная вода: что если он слышал Самих богов? Отголоски Их последних слов?

Ощущение опасности вытолкнуло Джилли из сна, он проснулся, тяжело хватая ртом воздух. Даже сами сны о мертвых богах — вещь по меньшей мере рискованная, и мало кому из смертных дано было вынести звучание Их речи. Некогда мать Джилли сокрушалась, что он родился в недобрый час, уверяя, что подобные сны могли означать уготованную для него долю медиума. Теперь боги покинули мир, и судьба Джилли привела его не к созерцательному существованию, но к существованию в качестве приживальщика Ворнатти.

Безмолвие дня разорвал дрожащий стон — плач терзаемого дерева; у Джилли перехватило дух: он пытался распознать в звуке тот, что не услышал во сне. Эхо выламываемой древесины — или сдвигаемого гроба? Наконец возобладал здравый смысл: его комната попросту находилась по соседству с узилищем мальчика. Джилли слышал всего-навсего попытки мальчишки найти выход из клетки. Он вскочил с кровати, перепрыгнув ступеньки, и торопливо отдернул шторы.

Пожилая женщина, исполнявшая обязанности экономки, уже закончила хлопотать по хозяйству. Дрова были уложены в очаге, но огонь еще не разведен; утренний чай и поджаристый хлебец на подносе совсем остыли. Джилли вздохнул. Старуха умела выказать свое неодобрение. Ворнатти жил, соблюдая привычки обитателя большого города: поздно ложился, еще позже вставал. Хотя Хрисанта работала у барона за жалованье, она не собиралась делать никаких уступок. Поднос с чаем ждал с рассвета, выставленный много часов назад. Джилли не встречал утра с тех самых пор, как начал сопровождать Ворнатти в его выходах в свет и возвращаться домой в мертвенных предрассветных сумерках. В последний раз он проснулся на заре еще до того, как барон появился в его жизни — проснулся на ферме, на рваных простынях, зажатый между двумя своими братьями, что были ему ближе других по возрасту.

Джилли одним глотком осушил чашку. Холодный и перестоявший чай вовсе не успокоил его нервы. В который раз Джилли подумал, не уволить ли Хрисанту. Он сделал бы это в мгновение ока, если бы не дурная репутация Ворнатти, не позволявшая нанять квалифицированную прислугу. Деревенские слуги боялись барона. Репутация для них была единственным достоянием — а о доме Ворнатти все время ходили злые сплетни. Юноше или девушке, что прежде работали у барона, везде отказывали. От этой мысли Джилли поежился: в конце концов, Ворнатти — старик, а он сам еще молод. Что ему придется делать, когда смерть все же возьмет верх над бароном?

Тем не менее скандалы хотя и затрудняли ведение хозяйства в доме, укрепляли его позиции при королевском дворе. Одной из не самых приятных обязанностей Джилли, когда Ворнатти соглашался отпустить его в город, было вынюхивать и подслушивать последние сплетни, едва зарождающийся шепот о том, чего никто еще не знал. Барон использовал собранную информацию, чтобы сохранять свой вес в политической игре. Обмен данными и внушительное наследство превращали Ворнатти из ненавидимого всеми, скрывающегося регента Итаруса в желанного гостя при дворе Антира.