Ваби-саби как альтернатива суете и хаосу - Харуки Канагава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нищий на пути!
Летом вся его одежда —
Небо и земля.
Эномото Кикаку
Жители Японии умеют видеть красоту там, где представитель западного мира лишь недоуменно пожмет плечами. Они ценят красоту того, что несовершенно, мимолетно или незаконченно. Если переводить «ваби-саби» буквально, как я уже писала выше, то получится «скромная красота» или «утонченная красота непритязательной простоты».
При глубоком осмыслении очарование ваби кроется во внутреннем мраке. Это высшая красота среди суровых реалий жизни. Как семь веков назад писал буддистский монах Есида Кэнко: «Должны ли мы любоваться весенними цветами только в полном цвету, а луной только на безоблачном и ясном небе?» Красота живет не только в очевидном, радостном и громком. Атмосферу ваби-саби передает и осенний сад, и тусклый лунный свет.
Ваби позволяет нам помнить, что красота скрывается в любой ситуации. И надо уметь ее видеть. А корни саби, как уже было сказано, происходят от слова «сабиру» – стареть, тускнеть, становиться матовым. Это понятие включает в себя такие качества, как архаика, тусклость и естественность.
Последователи этой японской философии способны воспринимать прекрасное и предметы искусства в своем естестве, неподдельности и без излишеств.
Красивые предметы, согласно ваби-саби, должны возбуждать в нас чувство светлой меланхолии и духовной жажды. Более того, даже мельчайшие трещинки и грубые шероховатости воспринимаются здесь не как погрешности и ошибки, а как реализация созидательной мощи природы – как лиана, ползущая по старой, покорежившейся от ветров беседке, или сосна с кривым стволом из-за постоянных ветров, как на Куршской косе.
Еще одна важная характеристика предметов в стиле ваби-саби – это обязательное наличие недостатка или повреждения (несовершенства), которое становится причиной волшебного, завораживающего шарма, будь то глиняный кувшин с асимметричными боками или потемневшее серебро, которое японец никогда не будет натирать до блеска – в отличие от европейца. Для ваби-саби ценно все настоящее, отмеченное печатью времени и следами эксплуатации. Вы сами это поймете, когда возьмете, например, в руки древний сувенир столетней давности – засаленный, потрепанный, пахнущий пылью и плесенью. Вы испытаете чувство восхищения давней красотой, избавленной от всяческих излишеств – главную эмоцию ваби-саби.
Ваби-саби обнаруживает красоту в несовершенстве, которое ищет баланс между действием и бездействием. А один из способов, позволяющий достичь такого равновесия, – это простой, но глубокий образ жизни.
Еще, как вы помните, перевод ваби-саби звучит как «скромная простота», которая является противопоставлением нынешней – гладкой, массовой, насыщенной технологиями культуры. Вот лишь простые «альтернативные» примеры: винтажные рынки вместо маркетов, старый паркет вместо ковролина, ромашки вместо генных мутантов – синих роз. Чтобы постичь ваби-саби, нужно увидеть необыкновенную красоту в чем-то, что может показаться на первый взгляд лишь простым, ветхим и даже безобразным.
Ваби-саби – это еще и философское принятие старения. Мы становимся свидетелями, как в природе все зарождается и умирает, что дает понимание и спокойное принятие.
Восхищение преходящей красотой лежит в основе даже самых простых японских удовольствий вроде ханами – церемонии любования цветением сакуры, когда японские семьи рядом с этими деревьями устраивают не только вечеринки и пикники, но даже проводят фестивали. Узоры, которые создают опадающие на землю лепестки, становятся предметом эстетического любования.
Возможно, более точное описание подобной красоты дал Леонард Корен, художник и автор книги «Ваби-саби для художников, дизайнеров, поэтов и философов»: «Истина возникает из наблюдения за природой. Величие живет в тайных и забытых деталях. А красота может проистекать из несовершенства». В общем, ваби-саби – это эстетика «тихой простоты» и красота, скрытая в изъянах и несовершенствах.
Ваби японцы ассоциируют с простотой и тишиной. Саби исконно означало «холодный», «увядший». Сегодня ваби-саби чаще всего трактуют как скромную, непритязательную красоту. Не безусловную и абсолютную, а очень личную, тихую, даже скрытую. Она может прятаться в небрежных швах на одежде, редких пожухлых листочках на кроне цветущего дерева, в трещинах на скамье и сколах на чашке.
Красота связана с особым состоянием сознания и может быть увидена в прозаическом и простом. Знаки природы могут быть столь незаметными, что требуется спокойный разум и утонченный взгляд, чтобы распознать их.
Японцы видят особое очарование в следах, которые оставляет возраст. Вы не поверите, но они испытывают настоящий кайф от потемневшего цвета старого дерева, покрытого мхом камня в саду, обтрепанности старого шкафа, заляпанных вареньем семейных фотографий.
Дефекты, недостатки, слабости есть у каждого из нас, они напоминают о нашем персональном опыте, и попытаться стереть их – все равно что отрицать и отвергать жизненные трудности. А всмотревшись в эти «ошибки», можно увидеть, что они замечательны.Принципы западного мираСтремление к массовости: в волнах толпы все тонет
Когда сто человек стоят друг возле друга, каждый теряет свой рассудок и получает какой-то другой.
Фридрих Ницше
В западном мире у многих людей отчего-то возникает горячее желание стать частью коллектива, винтиком толпы. Ученые называют этот феномен «стадным чувством». Отсюда – стремительное строительство супер- и гипермаркетов, офисных центров в виде башен типа «Москва-Сити», бешеное развитие социальных сетей, создающих жизнь напоказ. Провинциалы бросают тихие уютные деревеньки и поселки ради того, чтобы жить в мегаполисе-муравейнике. Откуда такое тяготение к скученности?..
Исследователи уверяют, что в толпе уютно чувствуют себя люди несамодостаточные, пытающиеся скрыть свою интеллектуальную ущербность, духовную пустоту, создать ложное впечатление своей мнимой значительности, снять психологическую ответственность за свою вседозволенность.
Как пишут психологи в своих работах, толпа тотально подчиняет себе человека. И в большинстве случаев он не сопротивляется, отдаваясь движению масс – причем в любую сторону. Например, даже в метро вы наверняка замечали, как сотни людей идут волной, переваливаясь слева направо, как пингвины, в одну сторону – на переход. Пусть эта одинаковость чисто внешняя, но в ней чувствуется что-то механическое. Не зря же человеческие потоки планируются и подлежат регулированию. Поток, толпа – уже не человек. Толпа двигается по обозначенному пути, и задние подталкивают передних в нужном им направлении. Человек попадает в западню, даже если передумал идти этим курсом. Но выбраться не может.
По большому счету даже вся современная культура стала цивилизованностью толпы, которая расширила свои границы, проникнув в дом с помощью телевизора и компьютера. Теперь человек уже не изолирован от толпы стенами.