Мефодий Буслаев. Маг полуночи - Дмитрий Емец

– Никогда так никогда! Буду ездить вшколу на выхлопной трубе у маршрутки! – пообещал Мефодий.

Зозо вздохнула и пошла было на кухню, новнезапно какая-то запоздалая мысль нагнала ее и легонько толкнула в спину. Зозоостановилась.

– Сынуля, сегодня вечером ко мне в гостизаскочит один… э-э… человек… Ты не хотел бы куда-нибудь сходить? Например, кИре, – предложила она с видом кошки, которая роется лапкой в ванночке спеском.

– И не болтаться под ногами? –понимающе уточнил Мефодий.

Зозо задумалась. Когда борешься за свою судьбуи пытаешься устроить жизнь, двенадцатилетний сын – это уже компромат почищепаспорта.

– Что-то вроде того. Не торчать в кухне,не булькать в ванной, не заходить каждую минуту за всякой ерундой и неболтаться под ногами. Вот именно! – решительно повторила Зозо.

Мефодий задумался, прикидывая, что можновыторговать под это дело.

– А как насчет моего огромного желанияделать уроки? Скоро конец четверти. Я официально предупреждаю, что нахватаювагон годовых троек, – заявил он.

Вообще-то он их уже нахватал, но теперьпоявился прекрасный случай найти другого виноватого. Упускать его был бы грех.

– Это наглый шантаж! Может, ты сделаешьуроки сейчас? До вечера еще полно времени, – беспомощно сказала Зозо.

Мефодию почудилось на миг, что он увиделслабое сиреневое свечение, которое Зозо выбросила в пространство. Бледнея,свечение стало распространяться к границе комнаты, как капля краски на мокройбумаге. Мефодий привычно, не отдавая себе отчета в том, что делает, впитал его,как губка, и понял: мать сдалась.

– Нет. Сейчас у меня нет вдохновенияделать уроки. Мой звездный час наступает именно вечером. Днем я не втеме, – сказал Мефодий.

Самое смешное, что это было правдой. Чем ближек ночи, тем четче начинал работать его мозг. Зрение становилось острее, ажелание спать, столь сильное утром на первых уроках и днем, исчезало вовсе.Порой он жалел, что занятия в школе начинаются не с закатом и идут не дорассвета. Зато утром он бывал обычно вял, соображал плохо, а ходил вообще наавтопилоте.

Без десяти восемь Зозо решительно выпроводилаМефодия из квартиры.

– Иди к Ирке и сиди у нее! Я тебепозвоню, когда дядя уйдет! – сказала она, целуя его в щеку.

– Ага. Ну все, пока! – сказалМефодий. Он уже мысленно ушел.

– Я тебя люблю! – крикнула Зозо и,захлопнув дверь, кинулась приводить себя в порядок. Она была сосредоточенна,как полководец перед главной в жизни битвой. За следующие десять минут ейпредстояло помолодеть на десять лет.

Мефодий некоторое время бесцельно потолкалсяна площадке, а затем вызвал лифт и спустился. Выходя из подъезда, он увидел,как из припаркованного у дома автомобиля выбирается неприятный экземплярмужского пола с большим букетом роз и бутылкой шампанского, которую он держал стой осторожностью, с какой ополченец подает к орудию снаряд. Хотя теоретическитип мог идти в гости в другую квартиру, Мефодий мгновенно сообразил, что этоновый поклонник Зозо. Это не было даже предположением. Просто он знал это, ивсе. Знал на все сто процентов, как если бы на лбу у мужчины была табличка: «Яиду к Зозо! Я ее типаж!» Приземистый, с сизой щетиной, двойным подбородком ипочти без шеи, новый дядя походил на кабанчика, по недоразумению или врезультате генетического сбоя родившегося человеком.

Мефодий застыл, разглядывая его. Он даже несообразил отойти от двери подъезда.

– Чё встал? Не торчи тут, парень!Брысь! – сказал экземпляр мужского пола, сделав тщетную попытку обойтиМефодия с фланга.

– Это вы мне? – с ненавистью спросилМефодий.

– Тебе. А теперь пошел отсюда!Отвали! – рявкнул экземпляр и, бесцеремонно оттолкнув Мефодия, протиснулсяв подъезд, дверь которого еще не успела закрыться.

Мефодий спокойно проводил его взглядом. Потомотыскал ржавый гвоздь, подошел к автомобилю, огляделся и тщательно вставил егокончик в протектор задней шины с тем расчетом, что, когда машина тронется,гвоздь войдет глубже и проткнет ее. Некоторое время Мефодий созерцал своюработу, испытывая чувство творческого неудовлетворения. Одного гвоздя емупоказалось мало. Он нашел донышко от бутылки и поселил его под передней правойшиной, а на выхлопную трубу надел шарик, прикрутив его проволокой. Жаль, его неокажется рядом, когда шарик начнет раздуваться, а потом лопнет. Ну да ничего –пусть кто-нибудь другой насладится этим зрелищем.

– Это ты не болтайся у меня под ногами!Понял? – сказал Мефодий, обращаясь к машине.

Он не испытывал ни малейших угрызений совести.Никто не просил этого заплывшего жиром борова приезжать к его матери с веникомроз.

* * *

Северный бульвар медленно погружался в объятиявечера. Его каменные бока окутывались тенями, а угловой дом загадочно смялся иотодвинулся вглубь. Пропорции шалили. Внезапный порыв ветра хлестнул Мефодия полицу смятой газетой. За газетой, азартно подпрыгивая и пытаясь догнать,прокатилась пустая пивная банка. Почему-то это простое событие показалосьМефодию страшно важным.

«Если первой на дорогу выкатится банка, матьпрогонит этого типа!» – быстро загадал он, кидаясь за ними следом. Но, увы… первойна проезжую часть вырвалась и тотчас же попала под грузовик газета. Банкавыкатилась за ней следом и разделила ее трагическую судьбу.

– Свинство! Не прогонит! Разве что самупрется! – буркнул Мефодий.

Он с таким раздражением уставился на газету,что… нет, разумеется, ему это только померещилось. Газета не могла вспыхнутьбез всякого повода. К тому же ее сразу умчал ветер, так что ни о чем нельзябыло говорить наверняка.

Мефодий выбросил всю эту ерунду из головы. Онперебежал дорогу, перемахнул через чугунное ограждение бульвара и направился кИрке.

Ирка была его хорошим другом, именно другом.Слово «подруга» рождает у нездоровых людей нездоровые ассоциации, слова же«знакомая» или «приятельница» отдают чем-то тухлым. Так говорят о тех, в ком неуверены. Ирка же была другом, причем с большой буквы.

Ирка жила в соседнем доме, и к ней можно былозаявиться – что особенно, согласитесь, ценно – в любое время суток и беззвонка. Даже часов в двенадцать ночи, поскольку жила Ирка на втором этаже, ажильцы первого были так любезны, что отгородились от мира очень удобнойфигурной решеткой.

Бабушка Ирки не чинила никаких препятствий.Она так обожала ее, что для нее каждое желание внучки было даже не законом, априказом по подразделению. Родители же… Но об этом чуть ниже.