Магистраль - Евгений Прошкин

Василий Вениаминович погасил фары, и на улице стало еще темнее.

— Чего сидите? Приехали.

Он подвел Асю с Олегом к утопленной в стене железной двери и, спустившись на три ступеньки, щелкнул допотопным эбонитовым переключателем. Под козырьком пронзительно вспыхнула голая лампочка. Рядом с дверью высветилась табличка: «АО Крыша Мира. Производственный отдел».

— Ой, снег пошел… — обрадовалась Ася. — Смотрите! Легкие…летят и летят… Как бабочки Прелесть, правда?

Олег вдруг вспомнил комара на простыне — то ли проснувшегося не ко времени, то ли откуда-то залетевшего. Откуда-то из морозного декабря…

— Молодцы, — непонятно к чему сказал Лопатин, смахивая снег с кодового замка.

— Нам отвернуться? — спросил Олег.

— Зачем же? Наоборот, запоминайте. Да здесь несложно: «ноль девяносто пять», как код Москвы.

— Когда понадобится забыть… — начала Ася.

— Естественно, — охотно ответил Василий Вениаминович. — Если понадобится — забудете и друг друга, и самих себя. А вообще-то… Человек, знающий ровно столько, сколько ему необходимо, — счастливый человек. Но вам это точно не грозит.

Лопатин приоткрыл дверь — изнутри упруго потянуло теплом. Шорохову захотелось быстрее попасть туда, где можно согреться и покурить, но прежде чем он успел перешагнуть через порог, Василий Вениаминович выставил руку.

— Так… Первое задание вы уже провалили.

— А у нас было какое-то задание? — Ася вопросительно посмотрела на Олега.

— Ну раз вы сами на это не способны, принимаю волевое решение, — заявил Лопатин. — Ты, — он ощутимо пихнул Олега в живот, — откликаешься на позывной «Шорох». Усек? А ты, Асенька…

— Шорох!.. — Она прыснула и, поскользнувшись, схватилась за Олега — Шорох! Вот же, прелесть какая…

— Прелесть, — сказал Лопатин и, подняв палец, уверенно повторил: — «Прелесть». Твой позывной. Не обсуждается! — добавил он, опережая Асины протесты. — Шорох и Прелесть. Нормально, между прочим. Уж получше, чем какие-нибудь Рысь и Викинг.

— Слабое утешение, Василий Вениаминович…

— И попробуй что-нибудь изменить! — пригрозил Лопатин. — Закрывать тебя придет…

— Оператор Шорох, — смиренно ответила Ася. — Других у вас пока нет.

* * *

— Самое отвратительное, самое ужасное… — Инструктор выдержал воспитательную паузу и, величественно оглядев класс, продолжил: — Самое гнусное — это вторжение, совершенное кадровым оператором. Причина понятна: у вас больше соблазнов. Что сторожим, то и имеем… Со временем среднему оперу начинает казаться, что незначительные изменения прошлого неопасны…

В распахнутую форточку влетела жирная синяя муха, и инструктор с минуту наблюдал за тем, как курсанты пытаются ее прихлопнуть.

Июльское солнце палило нещадно, а ветер сегодня словно взял отгул: с самого утра и до обеда ни один листик, ни одна травинка не шелохнулись.

Олег прикрыл глаза ладонью и посмотрел в окно — через ворота с приваренными звездами проезжали пыльные автобусы. Это была уже вторая партия, не считая той, в которой прибыл сам Шорохов. Очередные шестьдесят человек, поверившие бархатному шепоту: «Для тебя есть работа, слегка странная, но тебе она понравится. Эта работа изменит твою жизнь к лучшему — настолько, что иных перемен ты не пожелаешь…»

Новобранцы высыпали на улицу, к ним подошел Хапин, и вскоре какая-то женщина схлопотала импульс из мнемокорректора. Старшина закрыл ей секунд тридцать или сорок, для демонстрации этого было достаточно. За что — неважно, повод у Хапина найдется всегда.

Половина домов на базе была занята, но начальство составило график так хитро, что группы нигде не пересекались. При желании можно было и встретиться, по крайней мере — с кем-нибудь из соседнего корпуса со зверским мозаичным десантником на стене, но желания ни у кого не возникало.

— …изменения прошлого неопасны… — повторил инструктор. — Трудно устоять перед таким соблазном. Ведь мир не рухнет. Так ему кажется — оператору, решившему преступить закон. Опер знает основные виды вторжений и стандартные приемы компенсации. Он сам их использует. Поэтому он способен рассчитать последовательность не на два шага вперед, а значительно дальше. Нейтрализовать такого нарушителя труднее. Но когда он все же нейтрализован… Никакой пощады! Никаких смягчающих обстоятельств. Если обычный преступник может отделаться коррекцией памяти, то опер, предавший Службу, уничтожается физически. Вы уже вырваны из среды, ваше исчезновение ничего в мире не нарушит.

Олег отвернулся от окна и побарабанил по парте. Нельзя сказать, чтоб инструктор его сильно напугал, хотя и не порадовал. Лекция о наказаниях уже была, а вот об устранении операторов Олег слышал впервые. Что же тут у них — пуля в затылок или, как шутил Хапин, бочка с цементом? Едва ли. Служба не должна оставлять тела — ни в каком виде. Даже пепел, растворенный в реке, — это слишком большая роскошь. Надо будет поинтересоваться, отметил Олег.

— Про ликвидацию хотелось бы чуть подробней, — высказался Иванов.

Долговязый Иван Иванович, как всегда, сидел перед Шороховым и, как всегда, — со своими справочниками. При этом он постоянно оглядывался, заговорщически подмигивал и нередко читал мысли Олега. Шорохов давно обнаружил в себе способность притягивать ненужных людей, но нигде она не тяготила его так сильно, как здесь, на базе.

Иванов неожиданно резко взмахнул рукой и поймал муху в кулак.

— Вы сказали, что провинившийся оператор уничтожается физически, — напомнил он. — Нельзя ли пояснить?

— У вас будет возможность испытать это на себе, — ответил инструктор. — Но, если не возражаете, вернемся к лекции. — Он взял со стола плоскую хромированную коробочку размером с портсигар. — Наше основное средство. Синхронизатор.

— А что мы им будем синхронизировать? — пропищала рыжая девица на последней парте.

— В определенном смысле — себя. Никто не засмеялся.

— Лучше один раз увидеть, правда? — спросил инструктор. Он раскрыл коробочку, отчего ее сходство с портсигаром только усилилось. — Хотя нет, мы сделаем не так…

— …так, по-моему, интересней, — раздался его же голос из противоположного угла.

Рыжая снова пискнула и испуганно пригнула голову. Курсанты с грохотом обернулись. Кто-то растерянно присвистнул.

У задней стены стоял второй инструктор — точно такой же, что и возле кафедры. Он поднял прибор и, помахивая им в воздухе, неторопливо направился к доске. Пока он шел, все могли убедиться, что отличить его от первого невозможно. Встретившись, двойники пожали руки и ухмыльнулись, абсолютно идентично.

— Это был запрещенный прием, — сказал один из них. — Спасибо, хватит…

Второй иронически раскланялся и, зачем-то погрозив пальцем Ивану Ивановичу, пропал. Исчезновение произошло на глазах у всей группы и выглядело еще эффектней, чем внезапное появление.