Разноцветные дни - Николай Николаевич Красильников

опаской огляделись по сторонам. Единственное крохотное окошечко зарешечено. Сквозь него струились дымчатые лучи, высвечивая бесчисленные шинели, аккуратно висевшие на вешалках.

Стол, чернильница. Пара табуреток.

— Склад, наверное, — не очень уверенно, но с облегчением заметил я.

— Ну и что? Все равно… Это все Акрам виноват, — захныкал Рахмат. — Приведут родителей и влепят на всю катушку…

— Не влепят, — взъерошился Акрам. — Откуда им знать, где мы живем?

— Верно, откуда? — поддержал я. — А сами не скажем.

— Не скажем — не выпустят, — резонно заметил Рахмат.

— Ну, соврем что-нибудь, — возразил я. Но врать военным почему-то совсем не хотелось.

Неизвестность омрачала наше настроение. Лучи уже не заглядывали в каптерку. В окно прощально смотрелось оранжевое пятно заката. Со стороны поля до нас донеслась бодрая и одновременно задушевная солдатская песня:

Солнце скрылось за горою,

Затуманились речные перека-аты.

А дорого-ою степно-ою

Шли с войны домой советские солдаты.

— С учений идут, — пояснил Акрам.

— Сейчас за нас возьмутся, только поужинают, — совсем упавшим голосом заметил я.

— Эх, что-то в животе урчит, — горестно вздохнул Рахмат. — Мать сегодня обещала плов приготовить…

— Нашел о чем напоминать! — вспылил Акрам.

В другое время не миновать схватки, но сейчас нам всем было не до того.

Коридор между тем наполнился гулом сильных солдатских голосов. Раздавалось звонкое пощелкивание металлических сосков в умывальниках, плеск, смех, беготня.

— Рота, строиться на ужин! — раздался зычный приказ дневального.

Краткий топот — и снова тишина окутала нас.

Вдруг в замочной скважине заскрежетал ключ — дверь распахнулась. На пороге стоял усатый старшина. Глаза прищурены.

— Ну, что будем с вами делать, граждане-шпионы?

— Никакие мы не шпионы! — возмутился Акрам.

— Отпустите нас домой, — хныкнул Рахмат.

— Отпустите, — поддержал я. — Мы ж ничего такого не сделали.

— Ишь вы как, — хмыкнул старшина. — А зачем пробрались на военную территорию? Знаете, что объект охраняется.

— Ничего мы не знали, дяденька, — соврал Акрам.

— Не дяденька, а товарищ старшина, — строго поправил усатый военный.

— Да, мы не знали, товарищ старшина, — попробовал убедить и я. — Просто пушки хотели поглядеть.

— Вот как, поглядеть!.. Ну, ладно, хватит! — отрезал старшина. — В пионеры давно приняты?

— Давно.

— Дайте клятву, что никогда впредь не повторите подобных нарушений.

Мы втроем, не сговариваясь, дружно, в один голос, гаркнули:

— Честное пионерское, не будем нарушать!

Старшина улыбнулся.

— Ничего, бойцы, получается. А теперь… шаго-ом марш домой!

Рахмат первым кинулся в дверь, но споткнулся о выступ и упал.

— Отставить, — строго сказал старшина. — В шеренгу по росту стройсь!

Построились. Акрам, я, Рахмат.

— Напра-аво! Ша-а-гом арш!

Мы затопали во двор. Оттуда повернули к железным воротам с огромными красными звездами, но старшина остановил:

— Левое плечо, ша-а-гом арш в столовую, — и мы пошагали к светлому зданию, укрывшемуся под густыми деревьями.

В столовой нас посадили за отдельный стол.

Отужинавшие солдаты с любопытством разглядывали незнакомых пацанов.

Повар в белом колпаке, которого мы видели еще днем, поставил перед нами котелок с гречневой кашей, Добродушно подковырнул:

— Небось проголодались, друзья-шпионы!

Ух, что это была за каша! Просто объеденье. В другой раз мы бы не одолели по полтарелки, а тут на дне котелка осталось лишь масляное пятнышко.

Потом усатый дежурный по части повел нас к орудиям и показал их вблизи, не разрешил только ничего трогать руками.

За воротами старшина подарил нам по звездочке, «На память», — сказал.

Теперь эта облупившаяся звездочка вместе с реликвиями моей армейской службы перешла во владение сына.

ПРО ЮНУСА-ГЛУХОГО И КЛАД

Ну какое же детство или рассказ о нем без клада, верно?..

— Кисля-пресня маляко-о! — вместе с утренним ветерком в открытые окна домов врывался хриплый голос Юнуса-глухого. — Кому кисля-пресня маляко-о?

Из калиток выглядывали смуглые и румяные хозяйки в атласных и ситцевых платьях, подростки, малыши. С кастрюлями, банками, чашками-косами…

Торопились навстречу. Иногда за хозяевами семенили псы. Лохматые и гладкие, разношерстные, с ушами острыми, обрубленными и длинными.

Для них Юнус-глухой был «свой». Они никогда не гавкали на него. Подходили, обнюхивали — здоровались.

Глухоманной жил неподалеку от кожевенного завода в саманном домике. Держал огромную лобастую корову и продавал молоко и простоквашу.

Руки Юнуса-глухого пахли молоком и сеном.

На вечно небритом подбородке молочника торчали пучками волосы, точно колючки. А глаза были похожи на коровьи. Темные, влажные и грустные.

Мы, мальчишки, считали Юнуса-глухого личностью загадочной, таинственной. И для того имелись основания.

Жил он сам по себе, замкнуто. Ни родичей, ни друзей-приятелей. А тут еще кто-то пустил слух: этот Юнус-глухой, мол, только притворяется бедным да несчастным. На самом же деле он скряга. И во дворе у него зарыт сундук с золотом, дорогими вещами. Называлось даже точное местонахождение скрываемых ценностей: под старым грушевым деревом.

Кто не мечтал в детстве найти клад? Для чего? Известное дело: купить сколько угодно мороженого или съездить в гости к индейцам…

Двор богача Юнуса был огорожен плохо. Через провал в низком, осевшем дувале свободно проходили соседские овцы, козы, запросто гуляли по двору, щипая бедную зелень.

Лазили и мальчишки. Играли в «чилляк» — азиатская разновидность русского «чижика». Никого Юнус-глухой не прогонял. Наоборот, когда отыскивалось свободное время, стоял в сторонке и с каким-то странным для взрослого интересом наблюдал за игрой. Может, наши игры напоминали ему его детство?

Этого никто не мог знать.

Как-то вечером Акрам вдруг сказал:

— Клад — это здорово! Но чужое брать нельзя.

— Может, Юнус-глухой закопал, а после о нем вовсе и забыл, — с надеждой предположил я.

— Вот и хорошо, — подхватил Рахмат. — Ему все равно не нужен никакой клад. Пусть себе торгует молоком.

Интересно, что там спрятано, в этом зарытом сундуке?

Жгучее детское любопытство явно пересиливало наши представления о том, что можно и чего нельзя… Словом, мы подгадали, когда Юнус-глухой отправится в очередной раз разносить молоко, и, притащив с собой лопату, принялись, пыхтя от спешки и напряжения, рыть по очереди вокруг груши.

Ладони наши сразу взбухли мозолями: земля была сухой, неподатливой. Старались в основном мы с Акрамом. Рахмат же деловито поплевывал в горсти, приплясывал вокруг нас и лихорадочно подгонял:

— Поднажмите, ребята! Еще, еще…

Когда земля была хорошенько взрыхлена, Акрам с досадой швырнул лопату.

— Вранье все, нет никакого клада!

— Э-э, может, он зарыт под другим деревом?.. — теперь Рахмат схватил лопату и принялся долбить землю под черешней.

Увы, под черешней тоже не ждала нас пиратская удача.

Но клад, клад! Одна мысль о нем разжигала воображение, заставляла до крови натирать ладони.

Мы вскопали и под урючиной, и под орешиной, но вожделенного сундука с драгоценностями, словно в издевку, нигде не оказалось.

Сердитые и