Секреты, скрытые в шрамах - Эстрелла Роуз

— Да. Все это время он шантажировал меня тем, что расскажет всем об аресте по подозрению в убийстве, которого я не совершал.

— Я так и поняла.

— И… — Эдвард резко выдыхает с прикрытыми глазами. — Каждый раз, когда говорила ты, я хотел наплевать на дядю. А каждый раз, когда говорил дядя Майкл, я боялся, что он либо выдаст меня, либо заставит пойти на убийство, либо упрячет за решетку. А это погубило бы меня и всю мою жизнь… Он прекрасно знал, как сильно я не хотел туда идти из страха, что меня сожрут с потрохами. Довели бы до того, что я сам захотел бы свести счеты с жизнью…

— Нет, Эдвард, не говори так, — с жалостью во взгляде умоляет Наталия, погладив Эдварда по щеке.

— Но… — Эдвард снова замолкает на пару секунд. — Твой рискованный шаг стал для меня последней каплей. Я твердо решил, что должен пересилить свой страх и опустить пистолет, направленный на… Тебя. И я делал это, смотря на тебя и видя, как тебе было страшно. Как ты одним лишь взглядом умоляла не делать этого, даже если просила совсем о другом.

— И ты сделал это.

— Клянусь, Наталия, я никогда не думал убивать ни Терренса, ни Ракель, ни тебя, ни кого-либо еще, — отчаянно отвечает Эдвард, с жалостью во взгляде смотря на Наталию. — Я не смогу убить! Особенно кого-то, кто значит для меня очень многое. Уж лучше я застрелюсь сам, чем убью кого-нибудь!

— Я верю тебе, Эдвард. — Наталия с нежной улыбкой осторожно гладит Эдварда по щеке. — Ты продемонстрировал это, когда согласился выстрелить в себя. И… До смерти напугал меня…

— Если бы Терренс не помешал мне, я бы с легкостью сделал это. Мне нечего было терять.

— Пожалуйста, милый, не говори так! — с жалостью во взгляде умоляет Наталия. — Ты причиняешь мне боль!

— Я мог бы пойти на что угодно, но только не на убийство или грабеж.

— У меня просто не хватало воображения представить тебя убивающим кого-то из пистолета или ножом. И не верила, что такой милый и невинный с виду человек мог кого-то убить. Когда я узнала о том, что твой дядя решил обвинить тебя в убийстве друга отца, то ничуть не поверила ему и до самого конца была убеждена в том, что ты невиновен.

— Однако меня все равно будут судить. Ведь я все еще фигурирую в деле как подозреваемый.

— Уверена, что тебя полностью оправдают, — мягко с легкой улыбкой отвечает Наталия. — Будет несправедливо, если невинного человека посадят в тюрьму на долгие годы. По крайней мере, я уж точно сделаю все, чтобы вытащить тебя, если ты отправишься в тюрьму. Обещаю, Эдвард, я не позволю тебе мучиться за решеткой в одной камере с больными людьми.

— Спасибо, Наталия, я всегда знал, что ты чудесная девушка, — с легкой улыбкой отвечает Эдвард. — Но сумасшедшая!

— Это почему же?

— Разве то, что ты решила добровольно подставить себя под удар, это не безумие? — Эдвард прикладывает руку ко лбу. — Господи… Ты же могла умереть, если бы я испугался и решился выстрелить в тебя! Да все что угодно могло случиться, когда у меня в руках был заряженный пистолет!

— Повторю еще раз: мне было безумно страшно. Но в глубине души я знала, что ты не сможешь убить меня. Не смог бы, если бы ты действительно был таким хорошим, каким пытался быть. Я сказала себе, что если ты что-то испытываешь ко мне, то ни за что не сделаешь то, что я хотела тебе предложить. Это показало бы твое настоящее отношение ко мне и доказало твою любовь к семье. Ты не хотел убивать Терренса и доказал это не только словами, но и делом.

— Терренс знал, что дядя мог заставить меня сделать это. Я сам признался ему в этом в тот день, когда попросил у него и Ракель помощи в твоем спасении.

— Правда? О… Тогда я понимаю, почему он выглядел достаточно спокойным и не был глубоко шокированным.

— Тем не менее мне безумно стыдно перед ним. Тогда я фактически предал его… По-настоящему… И я очень удивлен, что тогда Терренс не слишком рассердился и по-прежнему оставался дружелюбным ко мне.

— Просто ты вел себя более, чем достойно, когда нам пришлось бороться с Майклом и его людишками. Да, может быть, ты дал слабину и все-таки поддался на провокации дяди. Но в остальным твое поведение не вызвало ни малейших сомнений в том, что ты сожалеешь обо всем, что сделал, и хотел доказать, что все напрасно считали тебя ужасным.

— Не мне судить это. Хоть я не считаю, что после всего, что произошло, можно мной гордиться, пусть другие решают, что обо мне думать.

— Не отрицаю, что ты где-то ошибался и вел себя недостойно. Правда, в некоторых случаях мы просто неправильно понимали тебя. Мы были слишком озлобленными, чтобы с чем-то разбираться. Однако ты сумел показать, что для тебя важнее всего. Доказать, что ты даже и не думал быть на стороне своего дяди. Ты смог стать лучше для всех нас. И это заставило каждого призадуматься над всем произошедшим…

— Во многом это твоя заслуга, — искренне улыбается Эдвард, тыльной стороной руки проведя по щеке Наталии и заставив ее на секунду прикрыть глаза от удовольствия. — Это ты смогла хорошенько промыть мне мозги и раскрыть глаза на многие вещи. Если бы ты не проявила решительность, то вряд ли бы я нашел в себе силы идти против больного человека и быть за семью.

— Рада это слышать, — скромно улыбается Наталия.

— О, пожалуйста, Наталия, не надо скромничать и делать вид, что ты не сделала ничего особенного. — Эдвард обеими руками обхватывает лицо Наталии и мило целует ее скулу. — Ты проявила такой риск! Такое мужество! В корне изменила ситуацию к лучшему и не дала плохому случиться! Как ты можешь недооценивать такой поступок!

— Но я не сделала ничего, чтобы стать героем, — пожимает плечами Наталия. — Всего лишь поступила как настоящий друг и любящий человек. Сделала то, о чем меня просила моя совесть. Разве совершать добрые поступки ради друзей и близких с некоторых пор стало чем-то вроде подвигом?

— По крайней мере, я не могу об этом молчать. — Эдвард с нежностью смотрит в глаза Наталии. — Я сражен твоей решительностью! Тем, что даже несмотря на огромный страх, ты все равно боролась до последнего. Пошла на риск, чтобы спасти меня и своих друзей. После такого просто не может быть