Ничего не возьму с собой - Алла Полянская

Послышались шаги, и Аня замерла. А вдруг это Саня Орлов вернулся? И она уже не знает, чего больше боится: увидеть снова Саню или не увидеть, но доски надежные и крепко прибиты, Саня там или кто, достать ее из ящика будет непросто.

Что-то страшно заскрипело, и Аня понимает: кто-то взял гвоздодер и по очереди вытаскивает гвозди, и гвозди эти, судя по звуку, никак не меньше «сороковки», хороший толевый гвоздь, отличный выбор. Если уж прибиваешь ими что-то, отодрать сложно.

Если только у человека хороший гвоздодер, и это может быть только отечественный инструмент. Китайский инструмент хлипкий и гвоздь-«сороковку» не берет, тем более из такой доски. Аня прикинула, сколько досок пошло на этот ящик, и гвоздей тоже изрядно. Кто-то готовился, сбивал этот ящик, раздобыв хороший, годный материал. Ящик должен был выдержать все ее попытки освободиться, и выдержал бы как пить дать. Она отлично знает свойства таких материалов.

— Эй, ты там жива?

— Ага. — Аня слышит мужской голос, и принадлежит он не Сане. — Жива, только пить хочу.

— Ну, ты глаза тогда прикрой, не ровен час, щепка попадет. А я топором поддеть попробую.

— А там у вас что, гвоздодер?

— Да. — Мужчина явно озадачен. — А что?

— Если не китайский, то подденьте доски им. — Аня прикрыла глаза, потому как щепки в глазах — вещь до крайности неприятная. А если китайский, тогда лучше топором.

— Да ну, нормальный гвоздодер, сейчас попробую, — доска снова заскрипела. — Глаза прикрой.

— Я уже прикрыла.

Воздух и свет Аня ощутила кожей лица — доска отошла, и она попыталась выбраться.

— Подожди, я вторую поддену, не пролезешь так-то.

Аня понимает, что ее спаситель прав, и сдерживает себя изо всех сил, пока вторая доска сдает свои позиции. Крепкие руки хватают ее за запястья и рывком поднимают. Голова у Ани кружится так, что стоять она не может.

— Пить…

— Держи. — Мужчина вкладывает ей в руки пластиковую бутылку. — Можешь уже открыть глаза.

Аня совсем забыла, что до сих пор стоит зажмурившись.

Лицо, которое она увидела, показалось ей ненастоящим. Молодой мужчина с головокружительно зелеными глазами, темноволосый, отлично сложенный, с крепкой челюстью, красиво очерченными губами и бровями вразлет. Аня снова зажмурилась, потому что видеть такое совершенство, когда она растрепанная, грязная, в каких-то щепках…

— Будем выбираться! — Мужчина деловито отряхнул ее куртку. — Я совсем уж было вас из виду потерял, но техника выручила, я запеленговал планшет этого деятеля. Сама-то сможешь идти? Потому что я потащу нашего приятеля. Сам он идти не может, я его слегка приложил, да сил не рассчитал, а может, просто хлипкий попался.

— Вы кто? — Аня понимает, что таращится на своего спасителя, но прекратить не может.

— Я подполковник Реутов Денис Петрович. Для друзей — просто Дэн, — красавчик ухмыльнулся. — Специально прервал свой законный отпуск, чтобы поспеть как раз вовремя. Я знал, что они придут за тобой. Им нужно, чтобы твой приятель Радецкий наконец остался один. Знаешь, психопаты мыслят скучно, их запросто можно просчитать. Ладно, давай выбираться, пора заканчивать эту бодягу. Я хочу вернуться к семье и продолжить свой отпуск. Пособи-ка мне, поднимем этого урода.

— Можно просто за ноги тянуть.

— Можно, отчего же нет. — Реутов с уважением покосился на Аню. — Но нам нужно, чтоб от него осталось достаточно для допроса.

Аня вдруг осознала, что сказал Реутов минутой раньше.

— О боже, так Никита один в квартире! — Аня заломила руки. — Боже, ну какая же я дура! Они меня просто выманили… но зачем, что я ему сделала?

— Ничего. Дело не в тебе совершенно. — Реутов пнул тело, лежащее на полу. — Может, оклемается да сам и потопает? Неохота его тащить, там ступеньки…

— Послушайте, там Никита!

— Ну да. Один, вокруг опасности и убийцы, — Реутов насмешливо прищурился. — Слушай, подруга, истину реку тебе: прекрати квохтать над ним, ты ему не мать, а подружка, и при виде тебя он должен испытывать совсем не желание пожрать оладушков, а кое-что другое. Поняла?

— Но…

— Никаких «но». Не стой, а помоги мне поднять это дерьмо, тащить-то вверх.

Реутов еще раз пнул Орлова под ребра, но тот так и не пошевелился.

Ане захотелось взять гвоздодер и довершить дело. Но Реутов прав, от Орлова должно остаться достаточное количество органики для допроса.

А так-то, конечно, соблазн был большой.

— Сволочь ты, Дэн.

Это Виктор уже третий раз говорит.

— Ага. — Реутов лениво развалился в кресле. — Еще пять раз мне это скажи.

Аня не понимает, почему полицейские сидят здесь и не бегут спасать Никиту. И не позволяют ей позвонить, сказать, что все в порядке. Бесчувственные, бессовестные люди.

— Как там мой трофей, оклемался? — Реутов пьет кофе. — Где-то Генка запропал…

Он и Ане предлагал, но она, снедаемая тревогой за Никиту, с возмущением отказалась. Она же сердится! Как тут пить кофе, когда она сердится? Теперь может только вдыхать чудесный запах.

— Держи. — Виктор сунул Ане в руки горячую чашку. — Больно смотреть, как ты слюнки глотаешь. Можешь пить и сердиться на нас, одно другому не мешает. Я вот тоже не в восторге. Как это мой напарник, друг и кум тоже ввязался в драку и не сообщил мне?

— Сто раз говорил: они даже заподозрить не должны были, что ты не один. Семенова они в расчет не приняли, Михалыча убрали, новый начальник не казался им угрозой.

Виктор вздохнул. Дэн как-то очень спокойно отнесся к смерти Бережного. Впрочем, он тоже носит маску, и не одну, а настоящий разговор по душам у них еще впереди.

Дверь открылась, вошел Генка с ноутбуком под мышкой.

Он заметно осунулся, черты лица заострились. Он все так же щеголевато одет, но выглядит озадаченным.

— Ребята, я кое-что нашел. — Генка устроился за столом, ничуть не удивляясь присутствию Реутова. — Вот, смотрите. Привет, Дэн! Как отпуск?

— Короткий, — Реутов усмехнулся. — Нашел Габриэллу?

— Возможно. — Генка защелкал клавишами. — Вот, смотрите, интересная штука.

На экране любительская видеосъемка школьного концерта. Девчушка лет двенадцати, тоненькая, как тростинка, собирается петь. Звучит ария из оперы Пуччини «Джанни Скикки». Девочка запела, и ее голос кажется голосом ангела, сошедшего с небес.

— Что это?

— Вить, ты помнишь, мы все гадали, как Габриэлла меняла тембр голоса? — Генка включил другой ролик. — Вот, смотрите еще.

Та же девочка, только чуть старше, и поет она в двух тональностях, от самой высокой до очень низкой, и ее голос без малейших усилий перетекает из одного диапазона в другой.