Увидимся в темноте - Виктория Платова

– Да. Открыл дверь и вошел. Сел на стул. Мы так просидели все это время. Пока не пришли полицейские. Одного из них я видела.

– Полицейского?

– Да. Раньше. До того, как оказалась там.

– Я знаю. Вы не разговаривали с мальчиком?

– Я хотела. Я все время говорила с ним. А он все время молчал. Ел галеты. Нет. Он сказал две фразы. Одна была безобидная.

– Какая?

– «Ты – не он». Не знаю, что это означает.

– А вторая?

– «Джейсон вернется». Вот тогда я подумала, что умру. Я все время думала, что умру, потом думала, что еще могу спастись… Когда мы говорили о кино, и это было почти мило… Но Джейсон – это плохо. Очень плохо.

– В Джейсоне нет ничего страшного, Кира. Это цветок, к которому очень привязан мальчик. Гибискус. Китайская роза.

– Вы бы не выжили в той комнате со столом, Елена Викторовна Джангирова. Потому что вы ничего не знаете про кино. И даже не знаете, кто такой Джейсон Вурхиз.

– Скажите мне, Кира.

– «Пятница, тринадцатое». Ненавижу хорроры, но этот – особенно. Странно, что вы ничего не слыхали про Джейсона. Сегодня пятница?

– Вторник.

– Отпустите меня к Шошо. Пожалуйста.

ОКТЯБРЬ

РАСПРОЩАЙСЯ С ЗАВТРАШНИМ ДНЕМ/KISS TOMORROW GOODBYE

(1950 г.) 102 мин.

…Когда он в последний раз принимал ванну? Черт его знает, теперь не вспомнить, может, год, может, два назад. Обычно все ограничивается душем: дневным, вечерним, обжигающе горячим, контрастным, ледяным. Десять-пятнадцать минут – и Брагин вылезает из-под упругих струй как новенький. Не то чтобы жизнь начинала играть новыми красками – все-таки у людей его профессии преобладает монохромная гамма с уклоном в темную часть спектра. Капитан Вяткин по этому поводу выражается проще и без обиняков: сидим по уши в дерьме, Сережа, какая уж тут радуга?

Нет, они все молодцы: и Вяткин, и Паша Однолет, и даже Джанго, получившая в свое распоряжение того, кого давно жаждала заполучить, – серийного убийцу.

Пятнадцать жертв за два с половиной десятилетия, но, возможно, их было много, много больше – есть с чем работать.

Брагин готов простить Джанго даже этот ее цинизм, потому что без него не выжить, особенно когда пытаешься наладить контакт с убийцей. А он врет и изворачивается, пытаясь спихнуть вину на кого-то другого. Из чистого любопытства он посетил пару бесед Елены Викторовны с Кириллом Шапсаем, ему хватило.

Он смотрел на этого красивого, замечательно постаревшего человека, белого как лунь, с аккуратно постриженной седой бородой, с ярко-голубыми, не потерявшими цвет глазами, светлолицего, с крепким, еще не потерявшим силы костяком, – и все пытался понять, где же в нем гнездится чернота. В каком месте распяливает беззубую ввалившуюся пасть ад, из которого не выбраться.

Так думает Джанго.

В случае с Шапсаем ни одна из ее теорий не сработала. Но поверить в это Джанго не хочет, продолжая биться лбом о стену, которую никем не признанный гений выстроил едва ли не до небес. И теперь сидит там, на верхотуре, в ожидании штурма. Когда уже Джанго использует таран, чтобы пробить крепостные ворота?

А ворот не существует, вот умора.

Придумайте что-нибудь еще, Елена Викторовна Джангирова.

Нет, не так. Шапсай делает вид, что не помнит ее имени, и Джанго каждый раз приходится представляться заново. Но и после представления Шапсай, сидящий на стене, по-прежнему далек и недостижим.

– Вы говорили о паразите.

– Я постоянно говорю о паразите. Но вы почему-то не верите.

– Как он выглядит?

– Как вы. Как он. – Кивок в сторону Брагина. – Только ему нравятся черные свитера. Иногда – светлые рубашки. Он часто меняет свой гардероб, но… такая вещь… из шерсти, с длинными рукавами… Как она называется?

– Свитер. – Джанго – само терпение.

– Свитер, да. Свитер предпочтительнее всего.

– Он на кого-то похож?

– Свитер?

– Тот, кого вы называете паразитом.

– На меня. Когда я был молод и только познакомился с… С кем-то очень важным… Помогите мне.

– С Полиной. – Джанго что-то записывает себе в блокнот.

– Да, да! – Шапсай радуется, как ребенок.

И только Брагин несчастен. Если бы в комнате Полины Ветровой было чуть светлее… Если бы он был чуть более внимателен и осмотрел всю каминную полку, а не только ее часть… Он обязательно увидел бы ту, чье слегка стилизованное лицо стало маской, похоронившей под собой индивидуальность пяти девушек.

Полина Барская, младшая сестра Агнии, матери Полины Ветровой, как же все перепутано в этой жизни! Совсем как в сухом страшном лесу из кошмара Брагина, где живет птица ток-ток-ток. Восемнадцатилетняя студентка киноведческого факультета ВГИКа Полина Барская оказалась первой любовью Кирилла Шапсая, двадцатилетнего студента режиссерского факультета ВГИКа. Они даже встречались какое-то время и вроде бы переспали, но ничего не получилось.

У Ш. слишком маленький член — вот что написала Полина Барская своей сестре. Он – полное ничтожество в постели.

Возможно, об этом узнала не только Агния.

И, возможно, гибель самой Полины Барской, сбитой электричкой в подмосковном Крюкове, где жил ее новый возлюбленный, студент консерватории по классу альта, – была случайностью.

Но то, что на ней в момент смерти было надето красное пальто-реглан, – это уже не случайность.

И струна от альта – тоже.

В том, что именно запустило в талантливом режиссере механизм, запрограммированный на убийство, пусть разбирается Джанго.

А Брагин не увидел фотографию. Узнал о существовании Полины Барской слишком поздно. И потому не успел уговорить дочь Агнии Полину показать ему семейные архивы. Не факт, что она позволила бы, но попытаться стоило. Тогда бы кто-то из девушек спасся. Может быть. А может, и нет, но совесть Брагина была бы чиста.

– Он молодой. Похож на меня, – говорит Шапсай. – Только он черный.

– Брюнет? – уточняет Джанго.

– Нет-нет. Черный. Как позитив и негатив. Он – негатив. Он убивает. А потом приходит ко мне и рассказывает все в подробностях. Невыносимо это слушать.

Невыносимо слушать вранье Шапсая. С «делом Закупщика» из девяностых еще придется разбираться, но вот коллеги из Ейска здорово помогли следственной группе: присланные ими биоматериалы из дела о ейском маньяке полностью совпали с биоматериалом Шапсая. Впрочем, благородного старика Шапсая это нисколько не волнует: во всем виноват паразит.