Где бы ты ни был - Джеймс Ганн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не похоже, чтобы Джин помешалась. Рассуждала она вполне разумно. Пыталась объяснить мне все, растолковать. На миг я даже поверил, что это у меня проблемы с пониманием. Сейчас все намного дороже, чем раньше, пожаловалась она. Людям нужно больше вещей. Люди чаще делают покупки.
– Все дело в уровне жизни, – настаивала Джин. – Он вырос. Все так говорят.
– А продукты? – простонал я. – Тебе столько никогда не съесть.
– Их так расхваливали, – посетовала она.
– А одежда! Она же сгниет, ты не успеешь все сносить.
– Фрэнк, синтетика не гниет, – возразила Джин.
Я хотел поинтересоваться, что она будет делать, когда комнаты набьются битком, но предчувствовал ответ. Скажет, что запрет двери на замки и начнет все сызнова.
– Куда ушли все деньги? – ворчал я. – На что ты умудрилась столько потратить?
– На «Кадиллак», – прощебетала Джин. – И на новый кондиционер. Он пока не установлен, конечно. И еще на много всяких вещей.
Она сделала шаг к телевизору. Я тотчас преградил ей путь.
– Хватит! Больше ты это смотреть не будешь. И ходить за покупками тоже.
– Хорошо, Фрэнк, – кротко ответила она.
– Иди и приготовь мне поесть. Только не консервы… Стейк. Что-нибудь с луком. Стакан молока.
– Да, Фрэнк.
Джин послушно отправилась на кухню.
– А после еды мы идем в постель, – крикнул я ей вслед.
Только вышло совсем не так, как я ожидал. В доме были одни консервы, а новую плиту еще не подключили, и даже их разогреть не удалось.
А потом… Допускаю, что хотел слишком многого. Наверное, три года отсутствия – и в самом деле очень долго. Ни тепла, ни удовлетворения я не получил. Зато почувствовал себя злым и обманутым. Долго не мог уснуть, а когда мне все же это удалось, увидел сон.
Мне снилось, что я сплю и вижу кошмар. Гудит сирена, но я не могу проснуться. Пришло срочное сообщение. Я с трудом шевелюсь. Что-то идет не так. Маяк отключился или радар обнаружил новый метеорный поток. Нужно проснуться…
Открыв в темноте глаза, я сразу понял, что нахожусь не в той комнате, где пробыл три нескончаемо долгих года, а в собственной спальне на Земле. Сон во сне – не ночной кошмар, а явь. Заработанные деньги утекли, потрачены, выброшены на ветер.
Я повернулся на бок. Джин ушла. Джин, бывшая блондинка, а теперь с огненно-рыжей шевелюрой, с крашеными сосками и вялым, ленивым телом…
Из гостиной доносились голоса. Через груды вещей я пробрался к двери. Джин в ночной сорочке не мигая смотрела в телевизор. На лице мерцали отсветы от пляшущих по экрану красочных пятен. Холодный ужас, возникающий при виде жестокого, ничем не мотивированного деяния, сменила еще более холодная злость. Я опустил глаза и увидел, что держу в руке медный подсвечник. Откуда он взялся, не помню.
Я с размаху ударил подсвечником по экрану. Стекло разлетелось вдребезги, стало темно. Я ударил еще раз. Деревянный корпус раскололся на куски. Я без устали молотил подсвечником, пока телевизор не превратился в крошево, а сам подсвечник – в кусок покореженного металла. Только после этого моя рука тяжело опустилась.
Насмерть перепуганная Джин смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
– Фрэнк… – выдавила она дрожащим голосом. – Я…
– Иди в постель.
Она встала и медленно пошла к двери, то и дело оглядываясь. Я опустился на пол у груды обломков.
Что это – ночной кошмар или реальность? Все происходило будто в страшном сне, где совершались необъяснимые, бессмысленные действия. Неужели я все еще в своей койке, в полом металлическом шаре в поясе астероидов? Никогда раньше я не видел снов во сне.
Рука болела. Из нескольких небольших порезов капала кровь. В ванной я перевязал руку полотенцем. Вернувшись в гостиную, сел и уставился на обломки телевизора. Там меня и застал рассвет. Наконец я пошевелился. Надо куда-то обратиться за помощью, за объяснением. Мне было известно только одно такое место.
Рука перестала кровоточить. Я не спеша оделся. Уходя, запер все двери и убрал ключи из замков. По возвращении хотел застать Джин дома. Все-таки нужно разобраться, как нам дальше жить.
Высокое здание, расположенное недалеко от Таймс-сквер, стремилось ввысь, туда, где ночью сияли звезды. Солнце жарило нещадно. Отовсюду раздавались рождественские песнопения.
По фасаду над входом были выгравированы слова: AD ASTRA PER ASPERA[21]. Девиз штата Канзас. Хотя надпись красовалась там вовсе не по этой причине. Раньше я считал ее девизом нашего времени, но теперь уже не уверен. Может, его заменили на что-то другое, не столь бравурное и решительное.
– Проходите, – пригласила секретарша. На ней было платье, и выглядела она в нем куда соблазнительнее, чем вся эта нагота на улице. – Мистер Уилсон ждет вас.
Я пересек порог кабинета, того самого, из которого вышел немногим более трех лет назад, прежде чем отправиться к звездам.
– Вы знали, что я вернусь? – задал я вопрос.
Моложавый собеседник глядел на меня сочувственно, по-человечески.
– Конечно, – отозвался он.
– Что произошло? – в смятении спросил я. – Или дело во мне? Что случилось с миром? Что мне делать?
– Слишком много вопросов, – задумчиво ответил Уилсон. – Чтобы ответить на них, наверное, стоит начать с самого начала. Вы тогда только покинули Землю. Нам, тем, кто наблюдал за развитием, это не кажется столь ужасным. Однако могу себе представить ваше потрясение. Помните, мы предлагали продлить контракт?
– Провести еще три года черт знает где? – содрогнулся я.
– Да, – благожелательно произнес Уилсон. – Так вот. Все к тому и шло. Неизбежно, полагаю. Если изменение и кажется внезапным, то лишь потому, что все осуществилось одномоментно. Не стоит забывать и об Институте рекламы: финансируемый рядом благотворительных фондов, он занимается изучением основ психологии рекламы. Исследования увенчались успехом, а потом уже было поздно. Стало невозможно хранить тайну.
– Тайну чего?
– Рекламы. Из искусства она превратилась в науку. Вы, наверное, помните, для чего нужна реклама, – улыбнулся Уилсон. – Сделать так, чтобы человек захотел приобрести ненужную ему вещь или почувствовал потребность в том, чего не хотел покупать. Доведите это до совершенства – и получите наше общество.
Он вкратце рассказал, как развивается наука, а я попытался вникнуть.
Никто не несет личной ответственности. Отчасти это продукт групповой работы, отчасти – стечение скрытых тенденций. До проведения научных исследований рекламщики действовали вслепую. И случайно нащупали несколько базовых элементов. К примеру, раздражение и связанное с ним повторение. Долгое и частое раздражение неизбежно приведет к тому, что зудящее место захочется почесать. Единственный способ избавиться от зуда – купить желаемое. Такое открытие сделал Институт рекламы. Вернее, заново открыл и усовершенствовал. Это касается и других областей. Например, искусства. Современные виды искусства тяготеют к примитивной коммуникации, влияющей непосредственно на чувства и не затрагивающей высших мозговых центров. Что замечательно вписывается в концепцию. Эти виды искусства нужно изменить. Усовершенствовать. Задействовать.