Герои Смуты - Вячеслав Козляков

В нижегородской грамоте «120-го» года действительно говорилось о походе под Москву против «полских людей». Но, повторимся еще раз, собиравшееся земское войско не противопоставляло себя полностью подмосковным полкам. Оно необходимо было для защиты объединившихся «верховых» и «понизовых» городов. Стоит внимательно перечитать обращение из Нижнего Новгорода в Вычегду, чтобы убедиться в справедливости этого наблюдения: «…и ныне бы идти всем на полских людей вскоре до тех мест, покаместа ратные люди под Москвою стоят (выделено мной. — В. К.), чтоб литовские люди Московскому государству конечные погибели не навели и верховых бы и понизовых городов и досталь не разорили». Нижегородский земский совет убеждал, что у него есть средства и для того, чтобы не опасаться «казачье грабеже и налогу»: «А будет, господа, вы, дворяня и дети боярские и всякие служилые люди, опасаетись от казаков какова налогу или иных каких воровских заводов, и вам бы однолично того не опасатца: как будем все верховые и понизовые городы в сходе, и мы всею землею о том совет учиним и дурна никакова вором делати не дадим». Порукою этому обещанию создать общий «Совет всея земли» была твердая позиция Нижнего Новгорода во всё время Смуты, о чем с гордостью говорилось в грамоте: «…а самим вам извесно, что покровением Божиим по ся места мы к дурну ни х какому не приставали, да и вперед дурна никакова не похотим».

Первые грамоты, рассылавшиеся из Нижнего Новгорода, создавались тогда, когда уже известны были все опасности, шедшие от казацких «таборов», и главная из них — провозглашение царя без совета со «всей землею». Самую большую угрозу видели в присяге «Маринкину сыну» и заранее отрекались как от нее, так и от присяги другим неприемлемым претендентам: «…и которые либо под Москвою или в которых городех, похотят какое дурно учинити, или Маринкою с сыном ее похотят новую кровь счать, и мы им дурна никакова чинити не дадим. А мы, всякие люди Нижнево Новагорода, утвердились на том, и к Москве к бояром и ко всей земле писали, что Маринки и сына ее, и тово Вора, который стоит подо Псковым до смерти своей в государи на Московское государство не хотети, так же, что и литовского короля». Нижегородцы становились защитниками земства от новой смуты. Они предлагали собраться «понизовым» и «верховым» городам «в сход» и самим избрать царя: «Всею землею выберем на Московское государство государя, ково нам Бог даст»[446]. В Нижнем собирались дождаться уже посланных из Казани «передовых людей» и вместе идти под Суздаль воевать с польскими и литовскими людьми.

Стремление князя Дмитрия Михайловича Пожарского в стольный град бывшего Суздальского княжества — защищать «отцовские гробы» — понятно. Но тогда этого сделать не пришлось. Было бы наивно думать, что широко заявив о созданном в Нижнем Новгороде движении, собравшиеся там во имя идеалов привычного общественного порядка люди встретят повсеместную поддержку. Реакция на их выступление не замедлила себя ждать как в Москве, так и под Москвой. Подмосковным полкам во главе с Иваном Заруцким появление нижегородской рати расстроило выстроенную интригу с объявлением «своего» царя. Как известно, им стал в который уже раз «спасшийся» «царь Дмитрий Иванович». Практически все уже знали, что это самозванец — «с Москвы из-за Яузы дьякон Матюшка», но игра в самозванца продолжалась. Если рассмотреть ее через призму конфликта двух ратных сил — подмосковной и нижегородской, то можно увидеть, что для Ивана Заруцкого в возвращении к имени царя Дмитрия Ивановича была сокрыта возможность присяги Марине Мнишек и ее сыну царевичу Ивану Дмитриевичу. А ведь это и было той причиной, по которой нижегородцы начали свое самостоятельное движение под воздействием слов патриарха Гермогена. Боярин Иван Заруцкий словно проверял своих сторонников: так же ли слепо они продолжают поддерживать его в подмосковных «таборах»? И он должен был убедиться, что начинает проигрывать.

Автор «Нового летописца» написал об этой присяге, безнадежно испортившей историю всего Первого ополчения: «Под Москвою ж воеводы и казаки поцеловаша тому вору крест. Кои ж быша под Москвою дворяне же, не хотяху креста тому вору целовати. Они же их хотеху побити и сильно (силой. — В. К.) иных ко кресту приведоша, а иные ис-под Москвы утекоша»[447]. Троицкие власти, выгораживая своего любимца боярина князя Дмитрия Трубецкого, писали, что он тоже был принужден «силою» принять эту присягу царю Дмитрию. Но ведь принял же! Поэтому попытки келаря Авраамия Палицына описать в своем «Сказании», как после этой присяги князь Дмитрий Трубецкой обращался в Троицесергиев монастырь, чтобы оттуда «писали» к князю Дмитрию Пожарскому и умоляли его «о немедленом шествии под царствующий град Москву, и все бы воиньство было в соединении»[448], выглядят не столь убедительно. Известно другое: после присяги в подмосковных полках «Псковскому вору» целый ряд городов вокруг Нижнего Новгорода тоже целовал крест самозванцу, нарушив единение «понизовых» городов.

Первый военный удар планам нижегородского ополчения Иван Заруцкий нанес в середине февраля 1612 года, попытавшись в союзе с Андреем Просовецким захватить «Ярославль и все Поморския грады, чтоб не дати совокупитися Нижегородцкой рати с ярославцы». Когда в Нижнем Новгороде получили от ярославских гонцов известие о том, что их городу угрожает опасность, то отправили передовой отряд во главе с князем Дмитрием Петровичем Лопатой Пожарским и дьяком Семейкой Самсоновым. Они выполнили наказ «идти наспех в Ярославль» и успели опередить рать Андрея Просовецкого. Казаков, бывших в Ярославле, «переимаху и в тюрьму пересажаху». Всё это заставило нижегородское ополчение выступить в поход не тем маршрутом, какой планировался раньше. С этого времени руководителям нижегородского движения уже не надо было поддерживать видимость возможного союза с казаками из подмосковных «таборов»: с ними началась открытая война.

Вынужденное выступление нижегородского ополчения вместо Суздаля на Ярославль произошло «в Великий пост», начавшийся в 1612 году 23 февраля. Переход войска от Нижнего до Ярославля, по расчетам П. Г. Любомирова, должен был занять от двух до трех недель[449]. После находки грамоты, отправленной воеводе Переславля-Залесского Андрею Федоровичу Палицыну, стало известно, что его извещали о планируемом приходе нижегородской рати во главе с князем Дмитрием Пожарским в Ярославль 15 марта[450]. Ясно, что руководители ополчения хотели использовать последний зимний путь, идя вверх по Волге: значительную часть пути они проделали по льду реки. В любом случае ополчение должно было дойти до цели назначения до начала ледохода и весенней распутицы на дорогах.