Всегда говори «всегда» – 2 - Татьяна Устинова

– Не бабки, а свидетели. И тот, в кого стреляли, и его охранник. А стреляли ни много ни мало – в генерального директора «Стройкома».

– Живой, что ли?

– Живой.

Саня наконец пробежал глазами ориентировку и усмехнулся:

– Не велик, видать, мастер стрелять этот киллер.

– Вот именно. И вообще, похоже, дилетант работал, – поделился Паша своими соображениями. – И стрелял как-то по-идиотски, и разглядеть себя дал! – Он посмотрел в окно и добавил мечтательно: – Взять бы его, голубчика, а там и на заказчика можно выйти…

– Ага, так тебе и дали! Да и какой дурак в Москве прячется? Залег где-нибудь на дно на периферии…

Но Паша Крайнова не слышал, ему очень хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы Надя посмотрела на него не только как на друга… Если он раскроет громкое дело, о нем напишут в газетах, а может, и в звании повысят.

Жить без алкоголя оказалось еще труднее, чем в запое, но срываться не хотелось, несмотря на панический страх, который душил по ночам и заставлял покрываться холодным потом днем.

Что, если Барышев его вычислил?..

А если Кошелева возьмут и он его сдаст?

Песков даже сходил к невропатологу, посоветоваться насчет страхов – нет, конечно, о причине он ничего не рассказал, пояснил только, что подвержен паническим атакам, и попросил выписать что-нибудь успокоительное. Невропатолог прописал отвар корня валерианы и посоветовал посмотреть своему страху в глаза, а не прятаться от него.

Этот совет навел Пескова на мысль…

Он купил апельсинов, бананов и решил навестить Барышева в больнице. Посмотреть своему страху в глаза. Потому что чем дольше он от него прячется, тем больше навлекает на себя подозрений.

…Когда он зашел в палату, Барышев спал и возле него никого не оказалось. К сожалению, шеф был не подключен к жизнеобеспечивающей аппаратуре, а то можно было бы, никем не замеченным, просто отсоединить какой-нибудь проводок… или трубочку.

Песков, судорожно сглотнув, положил пакет с фруктами на тумбочку. Сергей не проснулся.

Можно и без трубочки обойтись – просто выдернуть из-под головы подушку, бросить ее на лицо и сесть сверху. Сколько минут нужно, чтобы он задохнулся?..

Дверь открылась, Песков вздрогнул, словно его хлестнули кнутом, отшатнулся, загремев стулом.

Зашла барышевская жена, кивком поздоровалась.

– Здравствуйте. – Игорь убрал за спину дрожащие руки. – Простите, расшумелся… Ну, как Сергей?

– Нормально я, – пробасил шеф, и Песков снова невольно вздрогнул.

Барышев не спал? Читал его мысли…

Если он сейчас же не возьмет себя в руки, то лучше сразу сдаться с повинной, а это в его планы не входит.

– Привет! – расплылся Игорь в улыбке. – Наконец-то разрешили тебя навестить. Вижу, ты совсем уже молодцом!

– Не совсем, – сдержанно улыбнулась барышевская жена.

– То есть… я в том смысле, что Сергей явно выздоравливает. Кошмар! Просто в голове не укладывается! Представляю, каково вам пришлось! Ужас! Ужас!

– Ну, ты еще заплачь, – усмехнулся Барышев. – Что ты разохался? Я в порядке. Почти.

Прав оказался врач – своему страху надо смотреть в лицо. Песков почувствовал легкость – если бы шеф его подозревал, то не шутил бы…

– Но ведь это… это могло черт знает чем кончиться! Вот что мне покоя не дает.

– Не кончилось же. Мазилой снайпер оказался.

– Да. Слава богу.

– Сережа! – взмолилась Ольга. – Прошу тебя! Я не хочу про это слушать.

– Все, больше ни слова на эту тему, – подмигнул Игорю Барышев. – Потом обсудим. Видишь, не так уж я был неправ.

Опять руки вспотели… Нужно что-то сказать. Мол, да, конечно, под тебя кто-то копает, и я в этом обязательно помогу разобраться.

– Все, все! У нас еще будет время. – Барышев, покосившись на жену, почти шепотом поинтересовался: – Ты мне лучше скажи, что в «Стройкоме» делается?

– Сережа! – воскликнула Ольга.

– Так! И эта тема под запретом. Ну, хорошо, Оля, скажи, о чем мне с Игорем разговаривать? Про погоду, что ли?!

– И про погоду нельзя! Вы нас простите, Игорь, но Сергею сейчас будут делать перевязку…

Она сверкнула глазами – ишь, недовольна, что мужика любимого будоражат… Покой ему нужен…

– Да, да, конечно… – Игорь попятился к двери, опять сбил стул, будь он неладен, улыбнулся Сергею. – Я приду завтра. Если, разумеется, Ольга Михайловна не возражает…

– Не возражаю, – натянуто улыбнулась барышевская жена. – Правда, извините, Игорь, что так получилось.

– Что вы! Что вы! О чем разговор! Я же понимаю… Держись! – подмигнул он Барышеву и выскочил из палаты.

Прав был специалист по нервам – страху нужно смотреть в лицо, глядишь, и корень валерианы не пригодится.

Песков не сразу ушел – постоял возле палаты, сделав вид, что у него развязался шнурок.

– Что-то ты с ним слишком сурово, а? – донесся из палаты голос Барышева.

– Может быть… – ответила Ольга. – Как хочешь, Сережа, но он мне не нравится.

– Это я давно заметил. Зря. Хороший мужик. Я в нем как в самом себе уверен.

– Не знаю… Я могу, конечно, ошибаться…

– Ошибаешься, ошибаешься. Погоди, вот выйду отсюда, надо будет тебя с ним поближе свести. Друзьями станете, я тебе обещаю. Ну, а что с Надеждой? Не нашлась?

– Нет, не нашлась.

Песков чуть ли не вприпрыжку направился к выходу.

«Я в нем как в себе самом уверен!»

А Ольгу Михайловну он недооценил… Думал, курица домашняя, а она – с нюхом. Ничего, он что-нибудь придумает.

Он что-нибудь обязательно придумает…

* * *

Аритмия замучила Анну Степановну, и старый проверенный способ – пустырник пополам с корвалолом – не помогал. Не помогал также точечный массаж и самовнушение. Хорошая девка, твердила себе Анна Степановна, но сердце болело за Пашу – видно же, что влюбился по уши, а Надя – так, деваться ей некуда, вот взаимностью и отвечает. Хотя лучше пусть отвечает, чем Пашка мучается…

Утром Петровна пришла вроде как муки попросить, но Анна Степановна знала – мука только предлог, Надю они всем подъездом ходят рассматривают, судачат, что да как… А Анна Степановна так и не придумала, что им сказать. И от этого сердце тоже болело…

После Петровны заглянула Кузьминична.

– Ну совсем не осталось риса-то, – затараторила Василиса Кузьминична. – Ну нисколечки! А мне всего-то стакан нужен, суп сварить.

– Счас я на кухне найду, – вздохнула Анна Степановна. – Должен быть у меня рис-то. Счас.