Шелковая императрица - Жозе Фреш

монах, подумав, что это довольно странно: вспоминать о слонах в продуваемых ледяными ветрами горах страны Бод!

— На сколько дней он даст нам кров? — перевел Улик вопрос Маджиба.

Пять Защит передал вопрос владельцу постоялого двора. Тот слегка скривился и невнятно забормотал по-тибетски, как видно не решаясь ни отказать, ни согласиться на длительный срок. Молодой монах обернулся к Улику, который не знал тибетского, и соврал:

— Он готов приютить нас на три ночи и два дня.

Этого хватит, чтобы устроить побег. Если не получится, отдых тоже не помешает.

— Вождь Маджиб говорит, ты способный малый! Он доволен тобой, — передал толмач.

Пять Защит подумал, что их теперь не прирежут, даже если поймают при попытке сбежать.

— У нас есть два дня и три ночи, чтобы действовать, — прошептал он странствующему монаху, поднимая корзину с младенцами: на этот раз Маджиб доверил ее попечению Пяти Защит. Вдвоем с ма-ни-па они поднялись по крутой лестнице в одну из больших спален на втором этаже, которую отвели новоприбывшим.

Друзья устроили корзину в углу, приложили детей к соскам Лапики и сняли наконец грязную верхнюю одежду.

— Я так устал, что даже не чувствую голода, — признался ма-ни-па, опускаясь на простую, ничем не прикрытую койку, занимавшую другой угол комнаты.

— Я тоже! Спать хочется до смерти, — откликнулся молодой монах, растянувшись прямо на соломенном полу. И тут же провалился в сон, не опуская, впрочем, руки с края корзины.

Во сне он увидел прекрасное лицо Будды, каким его изображают на миниатюрах, но это видение было мимолетным. Юноша проснулся от легкого прикосновения; спросонья Пяти Защитам показалось, что в него тычется какой-то зверь, но, поморгав, он увидел перед собою Улика.

— Вождь Маджиб велел передать, что твой конь Прямо Вперед не желает заходить на конюшню! Маджиб требует, чтобы ты спустился.

Борясь с сонливостью, Пять Защит торопливо оделся и вслед за Уликом вышел во двор. Перед конюшней, упершись всеми четырьмя, стоял черный жеребец. Он время от времени начинал рыть снег передним копытом и тревожно ржал. Двери конюшни были широко распахнуты. Вокруг взбунтовавшегося коня на почтительном расстоянии собрались персы, наблюдая, как конюх опасливо и тщетно тянет его за повод.

Пять Защит заметил во дворе еще двух человек, необычайно смуглых. Очевидно, это были индийцы, поскольку они негромко переговаривались на санскрите. Один, в длинном оранжевом одеянии монаха Малой Колесницы, спасался от холода под толстым грубошерстным пледом.

— Лошадь боится слона! Так он никогда не зайдет на конюшню! И Синг-Синг тоже нервничает, он может снова пораниться! — крикнул Маджибу второй индиец, на котором не было оранжевого монашеского облачения. Пять Защит приметил за поясом у этого человека характерный крюк, какими пользуются погонщики слонов. Монах-хинаянист согласно кивнул и добавил несколько слов на фарси.

— Этот человек сказал господину Маджибу, что его слон может быть опасен, если начнет нервничать, — пояснил Улик.

— Откуда ты знаешь их язык? — спросил Пять Защит на санскрите.

Удивленный монах обернулся к нему:

— Я помню его с детства, с той поры, когда моей родиной еще правили персидские цари! — И с некоторой гордостью добавил: — Я выучил много языков помимо китайского. Могу прочесть и написать целую тысячу китайских иероглифов.

— Как тебя зовут?

— Кинжал Закона, а тебя?

— Мое имя Пять Защит. Я следую Большой Колеснице, но глубоко уважаю Малую!

Разговор между буддистами прервал внезапный шум внутри конюшни. Пять Защит попытался разглядеть, что там происходит, и в полутьме вдруг увидел задранный кверху и гневно раскачивающийся хобот слона.

— Синг-Синг распереживался, он болен и сердится от малейшего пустяка! Если он впадет в настоящую ярость, то разнесет всю конюшню! Скорее успокойте коня! — заволновался Кинжал Закона и повторил свои слова на фарси.

Пять Защит подошел к коню, который прядал ушами, выкатывал глаза и раздувал ноздри. Монах положил ему руку на лоб.

— Позвольте мне! — произнес он и забрал поводья.

Пять Защит погладил шею коня и успокаивающе зашептал ему на ухо:

— Прямо Вперед, красавец мой, все хорошо! Я тут, рядом с тобой!

Жеребец моментально перестал выказывать признаки тревоги и стал кротким, словно ягненок, радостно прижался мордой к плечу хозяина.

— Этот монах, кроме прочего, еще и с животными умеет разговаривать! — воскликнул ма-ни-па, обернувшись к Улику, который тут же перевел его слова.

Персы явно были поражены легкостью, с которой Пять Защит усмирил норовистого коня. Под пристальным взглядом Маджиба молодой махаянист покрепче намотал на руку поводья Прямо Вперед, который послушно последовал за ним, и медленно вошел в конюшню. Там он направился прямиком к стойлу Синг-Синга, выходившего из себя от ярости. При виде слона конь снова принялся раздувать ноздри, поднимая верхнюю губу.

Погонщик поспешил к своему подопечному, вытаскивая из-за пояса крюк. Он готов был в любой момент броситься между животными. И тут Пять Защит медленно, глубоким голосом заговорил по-китайски. Он читал вслух «Сутру Умиротворения» — текст, который Безупречная Пустота всегда произносил возле постели тяжело больных, изгоняя лихорадку: «Умиротвори сердце и душу свои, и придешь в мир и согласие с самим собой…» Затем очень осторожно, полуприкрыв глаза, не прекращая речитатива, он плавно сделал шаг в сторону Синг-Синга, взял его хобот и коснулся его кончиком гривы коня. Оба животных дрожали, тяжело дыша, но не протестовали. Несколько мгновений спустя вспыльчивый Синг-Синг позволил незнакомому человеку погладить его, при этом слон поводил от удовольствия ушами, словно огромными опахалами.

На конюшне воцарилась тишина.

— Монах, который разговаривает с лошадьми, может успокоить даже слона! — послышался затем чей-то шепот.

— Удивительно! Может, ты и вылечить его сумеешь? — подойдя, Кинжал Закона показал на ноги несчастного толстокожего.

— Посмотрю, что можно сделать, но я ведь не лекарь, — ответил Пять Защит и нагнулся, стараясь рассмотреть болячки.

По краям слоновьих стоп тянулись глубокие незаживающие трещины, которые, несомненно, были еще глубже на подошвах.

— Бедный слон! Это все холод, грубый наст и острые кромки льда и камней, — вздохнул погонщик.

— Да, так и есть! Трещины, думаю, затянутся, если только слон не будет больше бродить по горам в мороз. Это грозит воспалением и лихорадкой, как у человека.

— Ты смог бы что-нибудь сделать, Пять Защит? Ты так замечательно управляешься с животными, больше мне не на кого надеяться. Мы уже три недели торчим на этом постоялом дворе, скоро слона будет нечем кормить, и потом… нам нужно двигаться дальше, у нас неотложное дело большой важности!

— У меня есть мазь для заживления ран… Человеку она хорошо помогает, может быть, сгодится и слону. Но у меня лишь маленький сосуд, который дал мне в дорогу настоятель… Попробуем —