В тени баньяна - Вэдей Ратнер

– Она что, не в себе?

– Иногда.

– Тогда пусть заткнется.

Моук обвел взглядом комнату, однако не обратил внимания на стоявшую у двери корзину. Заметив, с каким интересом он смотрит на маму, Большой Дядя сжал кулаки. Моук развернулся и сплюнул в окно, как будто увидел нечто омерзительное.

– Здесь все ясно, не будем терять времени, – сказал он солдатам. – Оставьте миску, ложку и чайник для сумасшедшей старухи. Все прочее – на общую кухню.

И они отправились дальше обыскивать виллу.

Прошло несколько дней. Моук и его «тайные стражи» – солдаты-шпионы, действовавшие не только силой, но и хитростью, – ходили по домам и оценивали людей. «Вы могли бы везти на себе повозку. Сильный работник! А вы, похоже, ни дня не работали на солнце. Средний работник!» Маму и Большого Дядю признали сильными. В тот же вечер мама начала собирать вещи. Утром трудовая бригада, в которую распределили их с дядей, уезжала на строительство дамбы в отдаленный район. Я умоляла их взять меня с собой, но мама и слышать не желала.

– Здесь безопаснее, – сказала она.

Я оставалась с Бабушкой-королевой, не представляя, как она будет заботиться обо мне.

На рассвете Большой Дядя поднял меня с постели и понес к двери. Я сонно оглядывалась, комната расплывалась перед глазами. Мы шли купаться, как делали каждое утро, только я вдруг поняла, что это утро – последнее и теперь я не скоро увижу маму и дядю. Мамин силуэт скользил впереди, как сон, что уходит, растворяясь в свете дня. Я хотела вырваться, но Большой Дядя крепко держал меня. Поборов отчаяние, я сделала последнюю попытку.

– Я хочу поехать строить дамбу вместе с вами. – Я прильнула щекой к дядиной груди. – Ты можешь взять меня с собой.

– Ты должна остаться с Бабушкой-королевой, – прошептал Большой Дядя, крепче прижимая меня к себе. – Ты нужна ей.

Я оглянулась на комнату, где на циновке лежала Бабушка-королева, немощная, равнодушная ко всему, что происходило вокруг.

– Ты будешь ее ребенком, – сказал дядя, когда мы спускались по лестнице. – Займешь мое место. Отвечай ей, когда она будет звать меня.

Я посмотрела на Большого Дядю. Неизвестно, что хуже, подумала я: уехать, оставив мать, или остаться, когда мать уехала. Он слабо улыбнулся, и я, на мгновение позабыв о своем несчастье, представила себя на дядином месте: никто не станет утешать этого великана с его безмерным горем так, как утешали бы меня, маленькую девочку.

Когда мы пришли к реке, Большой Дядя нырнул в воду и отплыл на некоторое расстояние, словно хотел оставить нас с мамой вдвоем, дать нам возможность попрощаться. Зачем мы как ни в чем не бывало пошли все вместе на реку? Прощание в любом виде остается прощанием.

Переодевшись в купальный саронг, мама положила одежду на валун, выступавший из песка, как огромный черепаший панцирь. Я нарочно раздевалась медленно в надежде, что она зайдет в воду без меня. Однако мама, опустившись передо мной на колени, стала расстегивать мою рубашку.

– Когда я была совсем маленькой, – начала мама, дергая застрявшую пуговицу, – четыре или пять лет – еще младенец в представлении моей матери – я страстно полюбила китайскую оперу.

Я сглотнула, приготовившись услышать одну из ее редких историй.

– Каждый раз, когда труппа приезжала в наши края и по частям показывала представление в разных деревнях, я следовала за ней. Ездила с кем-нибудь из родственников или соседей, договаривалась о еде и ночлеге со знакомыми родителей или просто людьми, внушавшими мне доверие, – лишь бы не пропустить ни одной сцены, посмотреть представление от начала до конца. Мать не пускала меня, однако я была очень упрямой и всегда добивалась своего. Я возвращалась спустя несколько дней, распевая песни из китайской оперы. Однажды мать, не находившая себе места от волнения, отругала меня у всех на глазах. Она назвала меня «Ниенг Бундаджа» и сказала то, что матери не устают повторять дочерям: когда у меня будут собственные дети, я пойму, как страдает материнское сердце. Ты, конечно, знаешь эту историю.

Я знала. Ниенг Бундаджа, красивая девушка из богатой семьи, влюбляется в слугу и сбегает с ним. Спустя какое-то время она остается вдовой с двумя дочерями без средств к существованию и решает вернуться в отчий дом. Однако по дороге ей встречается река. За раз девушка может перенести через бурный поток только одного ребенка, и первой она берет старшую дочь, а когда идет обратно – за младшей, – в небе появляется стервятник. Пока девушка пытается прогнать птицу, младшая дочь, решив, что мать зовет ее, заходит в реку и тонет. Стервятник хватает старшую дочь и улетает с ней. Эта история всегда казалась мне глупой.

– Я хочу, чтобы ты знала, Рами: не мать решает, кто из ее детей будет жить, а кто умрет. Когда у меня родилась ты, а потом Радана, я представляла, какая долгая жизнь ждет вас впереди. Когда-то я верила, что буду жить вечно. Я не задумывалась о смерти. Она ворвалась в мой мир неожиданно. Схватила и унесла мою дочь, а я осталась истекать кровью.

Мама всхлипнула. С таким звуком рвется шелк. Или в ночной тишине вырывают из записной книжки лист со стихотворением. Будь у меня сейчас папины записная книжка и ручка, мелькнула в голове невольная мысль, я бы нарисовала карту деревни: реки слез, океаны скорби, бездонные, как мамины глаза, и мост, узкий, изящный, как мамина переносица, и по этому мосту можно переправляться, не боясь утонуть.

– Я не хочу потерять тебя, Рами. Поэтому я прошу: подожди меня на этом берегу. И знай, что я вернусь.

Уже на вилле, после купания, Большой Дядя и мама пошли в комнату за вещами, а я ждала на лестнице. На нижней ступеньке я заметила ящерицу. Она замерла на полпути, глядя на меня. Пошла вон! Кыш! Ящерица раздула обвислую шею, как будто хотела защититься от меня. Я показала ей язык. Ящерица скрылась.

Из комнаты доносился неясный шум. Я поднялась на несколько ступеней.

– Мы должны ненадолго уехать. – Мама разговаривала с Бабушкой-королевой. – С вами останется Рами. Она позаботится о вас.

Мне очень хотелось войти, но я сдержалась.

Большой Дядя откашлялся.

– Мама… – Он остановился и начал заново. – Мтях Мае, – сказал дядя на «королевском» языке, забыв об осторожности, – я, твой сын, склоняюсь перед тобой. – Я представила, как он в знак почтения, опустившись на колени, касается лбом бабушкиных ног. – Я прошу твоего благословения на это путешествие.

– Вернись ко мне, – пробормотала Бабушка-королева, и я не знала, с кем она разговаривает: с дядей или с призраками в своей голове. – Вернись ко мне, – как всегда, повторила она.

– Мы еще увидимся, – пообещал ей Большой Дядя. – Я скоро вернусь.

Кто-то ходил по комнате – скрипели деревянные половицы. Я замерла, как та ящерица, моя шея тоже раздулась – в горле комом стоял страх. А может, тоска? Меня охватило щемящее чувство утраты.

Первым вышел Большой Дядя. Он спустился по лестнице и сел рядом со мной. Следом появилась мама. Дядя встал, уступая ей место, но она продолжала стоять. Я чувствовала на себе мамин внимательный взгляд, будто вынуждавший меня посмотреть ей в глаза.