Свинцовый дирижабль. Иерихон 86-89 - Вадим Ярмолинец

Когда я сообщил об уходе Вити и Валеры, Толик, почесав затылок, сказал:

– А знаешь, почему это произошло?

– Почему?

– Потому что ты их объединил. Они тут же поняли, что могут работать без нас. Это, действительно, сильная команда. Они дают качество, они дают количество, у них есть все наши выкройки и они могут вносить легкие изменения в фасоны. Но если бы они сидели каждый у себя дома, они бы чувствовали себя более зависимыми от нас.

– Если мы в конечном итоге хотим создать цех, то в том, что я их объединил, нет ничего плохого.

– А я тебя ни в чем не обвиняю. Это просто ситуация, которая требует анализа и выводов. Зарабатывает тот, кто быстрей соображает. Ты не представляешь, что сейчас делается. Раньше в Кемерово весь рынок был наш. Сейчас приезжаем, там стоит 10 грузовиков. Единственное, что отличает нас от других, это – качество. Но проблема в том, что одним качеством ты рынок не возьмешь. Потому что если твои джинсы стоят 40 рублей, а рядом похожее дерьмо продают за 20, то масса народу предпочтет дерьмо. Они нас бьют нашим же методом.

– Нашим методом?!

– Да, нашим методом! Наш товар по сравнению с настоящим “левисом” – дерьмо, но мы берем ценой. Американский “левис” сейчас стоит 200 дубов, а наш – 40. А их – 20! И его берут, не потому что он объективно хуже нашего, а потому что он дешевле. Для массового рынка – лучше то, что дешевле.

– Так что, надо снижать цену?

– Да, и мы будем снижать цену, а для этого снижать себестоимость. Чтобы не терять качество, я даже готов снизить свою долю дохода. Поэтому я не представляю, что кто-то в этом городе может платить больше, чем я. Отсюда вывод: они вернутся.

– Так им не предлагают платить больше за каждую пошитую пару, им предлагают процент в прибылях.

– При общем снижении расценок, их процент в прибылях сравняется с тем, что они получают у нас при наших нынешних расценках. Сколько пар они делают в неделю?

– 150.

– Это полторы штуки на троих в неделю. В месяц – шесть. Даже если это поделить на всех поровну, то выйдет по две штуки на нос. У нас космонавты столько не получают. Они хотят получать больше? Я хочу видеть, как у них это получится!

– Так какой план? – спросил я.

– Ищи новых портных!

Теперь речь шла не только о том, как я проявлю себя в глазах Толика в критической ситуации, но и еще о моих собственных доходах. С уходом Вити и Валеры я терял значительную часть заработка. У меня была неделя, чтобы найти трех, а еще лучше четырех новых мастеров, которые бы восполнили потерю. На то, что я сразу получу от них требуемое качество, я даже не надеялся. Но надо было с чего-то начинать. Я носился по городу, встречался с незнакомыми людьми, пытался соединить старых работников в новые бригады для большей производительности. В этой отчаянной гонке за кадрами, которые решали все, я снова натолкнулся на Женю. Он стоял у входа в комиссионный на Карла-Маркса с пачкой кассет “Сони”. Я попытался сделать вид, что не заметил его, но, схватив меня за руку, он стал, обдавая сладким винным дыханием, говорить, что сидит на страшной мели, что все понял, осознал, и на этот раз будет работать лучше, чем раньше. Я сдался, решив, что в моем положении не стоит отказываться даже от тех пяти пар, которые он способен был лепить раньше.

– Это – твой последний шанс, – сказал я.

На меня тут же обрушился поток униженных благодарностей, клятв и заверений. Я сказал, чтобы назавтра он ждал меня. После чего все пошло по-старому. Он был живым подтверждением правоты поговорки “горбатого могила исправит”. Из десяти пар он гробил и переделывал пять, из пяти – три. Я снова оставлял их на переделку, проклиная себя за то, что имею такую головную боль из-за двух пар в день – по сути из-за 50 копеек! Он, ненавидя меня, переделывал их, и через раз я снова получал от него брак. Но, как я обратил внимание, кладовщица Таня перестала так строго рассматривать доставленный мной товар. Ее теперь интересовало только количество. Это было сигналом того, что рынок стал поедать все. На Новый год Толик, которого я не видел с месяц, снова пригласил нас к себе. Я готовился к праздничному веселью, которого нам всем так не хватало в последнее время, но хозяин был явно невесел, и его настроение передавалось гостям. Марик пытался шутить, но шутки не находили отклика. Мы все ждали, что Толик скажет что-то важное. Он был нашим начальником, наша судьба была в его руках. В 11 сели за стол, минут за пять до полуночи, он, взяв рюмку с водкой, произнес долгожданную речь:

– Друзья мои, уходящий год принес нам неплохой заработок, но я бы вас обманул, если бы сказал, что Новый будет таким же. Он будет другим. Каким – не знаю. Так выпьем же за то, чтобы он был не хуже уходящего. Или ненамного хуже!

Зазвенел хрусталь, ударил салют, когда заиграл гимн, телевизор выключили.

– Откуда этот пессимизм? – спросил я у Марика.

– На нас сильно наехали.

– То есть?

– Хотят взять под крышу, причем сразу в нескольких местах.

Я молчал, ожидая разъяснений.

– Мы работаем здесь, верно? Здешняя крыша нас защищает только здесь. А торгуем мы, допустим, в Томске. Значит, нам нужна крыша там тоже. Или в Кемерово. Сейчас приезжаешь на базар, они тебе сразу ставят условие – пять штук с машины или можешь ехать обратно. И еще по дороге могут поставить.

– А нельзя найти какую-нибудь всесоюзную крышу? – спросила Наташа.

– Типа милиции? – усмехнулся Марик. – Представь себе, что в некоторых местах они таки крышуют. И это удобно, потому что у ментов есть представление о порядке. А в некоторых местах крышуют люди, которые отбрасывают ментам, чтобы те туда не лезли. И вот среди этих людей порядка нет. Потому что они постоянно выясняют, кто из них важнее.

– Боже, это просто какая-то коза ностра! – сказала Наташа.

– Это – именно так, – ответил Марик и очень печально усмехнулся. – И за свои бабки они готовы абсолютно на все. Абсолютно.

Гулянье было не очень веселым. Настроение Толика передавалось всем. Он скоро ушел наверх с двумя очередными газелями. Гости стали расходиться. На улице моросил дождь.

После Нового года начались перебои с тканью. Если раньше я добивался от мастеров большей производительности, то теперь мне приходилось распределять среди них то немногое, что к нам попадало. Женя, естественно, остался не у дел первым. И, естественно, он устроил злобную истерику, с обещаниями добраться до всех нас. У меня не было навыка Марика ставить его на место, и со мной больше не было Игоря. Я просто ушел. Я был рад, что все сложилось именно так. Очевидно, что перебои с тканью были не только нашей проблемой. В феврале позвонил Витя и поинтересовался, нет ли для него работы. Я спросил нужна ли работа только ему или ему и Валере. Он сказал, что может работать сам, а может с Валерой. Предприятие с долей в прибылях явно провалилось. Я сказал, что обсужу этот вопрос с Толиком, но это было пустой отговоркой. Весь февраль мы простояли. Мастера нервничали. Марик, постоянно исчезавший на поиски ткани, сообщил, наконец, что с марта мы начинаем шить женские блузки. Лариса с Вадиком сейчас делают выкройки.