Чингисиана. Свод свидетельств современников - Александр Мелехин

Увидев на дереве сидящую дурноголосую сову, Владыка приказал Хасару ее застрелить. Хасар выстрелил. Сова улетела, и вместо нее у пролетавшей мимо сороки оказалось отстреленным крыло.

Владыка со словами: «Погоди же!» — выхватил меч, но в это время Улуг-ноён (Баргуудай урлуг ноён. — A.M.) сказал: «Говорят же: замышляешь сделать доброе дело, а получается плохое. Государь, рассудите это сами!»

Владыка одобрил эти слова и согласился.

После этого слуга Мэчин сказал Владыке: «Напившись водки, твой младший брат Хасар взял за руку твою жену Хулан-хатун».

Когда он так доложил, то [Владыка] послал слугу Мэчина к Хасару с приказанием добыть орлиные перья.

Хасар сказал: «Хотя он и является Владыкой над всеми, но как понадобились орлиные перья, то и я сгодился» — и отдал орлиные перья. [Мэчин] их не взял, сказав: «Все запачканы в копоти», — и вернулся.

После этого слуга Мэчин был снова послан за птицей лысухой, которую приказано было убить. Когда птица лысуха пролетала, [Хасар] спросил у слуги Мэчина: «В какое место стрелять?»

Мэчин ответил: «Стреляй в промежуток между желтым и черным [пятнами]». Когда же последовал выстрел, то у птицы оказался отбитым клюв. «Для человека ханского достоинства нужны перья орла. Это не то, что перья птицы лысухи. Да они еще и в крови». И он не взял их.

Из-за этого Владыка разгневался и сказал: «Раньше Хасар соединился с семью хонхотанцами*. Потом убил сладкоголосую сороку, когда было приказано убить дурноголосую сову. Теперь не дал мне перья орла». Государь приказал схватить Хасара, и содержать его под стражей из четырех слуг, и кормить мясом дзейранов.

Во время приготовлений к большой облавной охоте в горах Хангай-хана был издан такой указ: «Если в облаву попадут бурый волк и красавица маралиха, то их не убивать!»* Если же попадется кудрявый человек на сизо-серой лошади, то схватить его живым!»

Когда в облавный круг попали серый волк и красавица мара-лиха, то их не убили и отпустили. Черного же человека на сизосерой лошади захватили.

Его спросили: «Ты какого рода-племени?» — но он молчал.

Его доставили к Владыке. Когда его стал спрашивать сам Чингисхан, то он ответил: «Говорили, что Святейший Владыка монголов выступил с войсками в военный поход, вот Шидургу-хан и послал меня в охранение. [Мой конь] прозывался серо-сизым Хусболодом, которого не мог догнать ни один конь быстроногий. Однако стерлись его копыта, и настигли его твои всадники. А звать меня Бодоном. Прежде меня не мог поймать ни один черноволосый человек (здесь — монгол. — AM.). Однако схватили меня твои люди, и пропала теперь моя буйная головушка».

Когда он так сказал, то Владыка спросил его: «Говорят, что твой хан способен на волшебные превращения? Правда ли это?»

На это Бодон ответил: «Рано поутру он становится желто-пестрым ядовитым змеем, и тогда его схватить нельзя. В полдень он перевоплощается в коричнево-пестрого барса, и тогда его тоже схватить нельзя. В вечерние часы он принимает образ красивого светловолосого юноши и сидит, наслаждаясь, со своей ханшей. Вот в это время его схватить можно!»

Этого человека казнили.

Затем стали приближаться к границам Тангудского царства. По дороге им встретилась черная старуха-ведьма, принадлежавшая Шидургу-хану, которая вышла навстречу монгольским войскам и многих мужчин и коней умертвила своими заклинаниями.

Субэгэдэй-батор доложил Чингисхану: «Эта зловредная старуха уничтожила много людей и коней. Соизволь помиловать и освободить Хасара, чтобы он с ней расправился».

Когда он так сказал, то Владыка согласился. Он приказал [Хасару] явиться на его саврасом скакуне и покончить со старухой. Так как Хасар был сильно измучен в неволе, он попал той старухе в коленку. Старуха упала и разразилась проклятиями: «Пусть потомки твои, Хасар, по мужской линии будут умирать от ран! Пусть потомки твои по женской линии будут брошены своими мужьями!» С этими словами проклятия она и умерла.

Затем, когда Шидургу-хан превратился в змея, в тот же час Владыка Чингисхан обернулся птицей Гаруди*. Когда тангудский хан превратился в барса, Владыка обернулся львом. Когда Шу-дургу-хан превратился в юнца, Чингисхан предстал перед ним старцем и поймал его.

После того как Шидургу-хан был пойман, он сказал Чингисхану следующее: «Не убивай меня. Я достану звезду Венеру и сделаю так, что у тебя больше не будет врагов. Достану для тебя звезду из созвездия Плеяды, и у тебя не будет больше бескормицы и падежа скота. Если ты меня убьешь, то тебе самому будет плохо. Если не убьешь, то твоим потомкам будет плохо».

[Владыка] не послушался его. Стал стрелять и рубить [его], но прикончить никак не мог.

Тогда Шидургу-хан сказал: «Меня застрелить и зарубить нельзя. В подошве моего сапога есть пестрый, втрое скрученный шнур. Задуши им».

Когда нашли тот шнур и стали его душить, то Шидургу-хан сказал: «Если меня сейчас удушишь, пусть твои потомки в будущем будут задушены подобно мне. Мою ханшу Гурбэлджин-Гоа обыщи вплоть до ее черных ногтей»*. Сказал так и умер.

Святейший Владыка Гурбэлджин-Гоа-хатун взял себе. Ее красота удивила не только самого Чингисхана, но и весь его великий народ.

Ханша Гурбэлджин-Гоа сказала: «Моя красота померкла под пылью, которую подняли ваши воины. Прежде я была красивей. Если теперь я вымоюсь, то стану еще прекрасней».

[Поверив] этим словам, Святейший Владыка послал ее вымыться в реке. Когда ханша пришла к берегу реки, она изловила жаворонка и к его хвосту прикрепила письмо такого содержания: «Я в этой реке утоплюсь. Тело мое не ищите по течению реки, а ищите в верховье реки», — и послала его своему отцу.

Ее отец стал искать ее в верховье реки, как она написала. Найдя труп, он засыпал его землей. Кургану дали название Тумур Ульгий (Железная Колыбель. — А.М.). Название реки стало Хатны-гол*.

Сказ о кончине Чингисхана*

Покорив тангудский народ, убив Шидургу-хана, разрушив враждебные грады тангудские и взяв в жены Гурбэлджин-Гоа-хатун, [Владыка] заболел, у него начался сильный жар. В свой предсмертный час, страдая от нестерпимой боли, он молвил:

Затем Святейший Владыка сделал такое повеление: «Пусть явятся ко мне и держат речь от жен моих любезная супруга моя Бортэ, а от нукеров верных — Борчу и Мухали!»*