Горечь рассвета - Лина Манило

Изабель чувствовала, что долго она его не протащит — Айс был очень высоким и сильным парнем, а она всего лишь слабой девушкой, но она старалась, потому что не могла бросить человека в беде. Да, она знала, что ребята вернулись бы за ним, но, сколько бы Айс смог ещё протянуть в том проклятом месте — неизвестно.

— Бросай его, — услышала Изабель голос Ланса. — Не хватало ещё надорваться.

Изабель с облегчением вздохнула и отошла в сторону, поднимая с земли холщовый мешок с остатками провизии. Ланс подхватил бесчувственного Айса подмышками и потащил дальше по коридору. Чем дальше они продвигались по катакомбам, тем светлее становилось.

— Как они? — решилась, наконец, задать вопрос Изабель, неся на руках дрожащего от страха Барнаби — даже собака встретила в этих сырых коридорах свой самый главный кошмар.

— Нормально — жить будут, — усмехнулся Ланс. — Главное, этого в чувства привести, что-то он слишком сильно задумался.

Прошло немного времени, и вот они оказались в большом зале, залитом льющим из-под потолка тёплым светом. Зал формой напоминал куриное яйцо — неправильный овал, где в самой широкой его части обнаружилась дверь с красивой резной ручкой. Ребята, бледные, но спокойные и, кажется, в полном сознании, сидели на полу, пили вино, передавая бутылку друг другу по кругу. Один только Айс не спешил приходить в себя, но Изабель верила, что и он скоро очнётся.

— Где это мы? — удивленно спросила Изабель. Никогда раньше ей не доводилось видеть таких причудливых комнат.

— А это, дорогуша, конец нашего путешествия — дверь в подвалы Высотки, — поморщившись, прохрипел Роланд. — За этой дверью нас ждут или смерть или победа. Другого не дано. Так что, добро пожаловать в Ад.

Мы стоим у открытой двери.

Впереди тьма. Она клубится у входа, пытаясь выбраться, разбивается о невидимую преграду, чтобы через секунду собраться вновь воедино. Она плотная, словно отрез парчи и такая же непроглядная. Сомнений быть не может: этот мрак живой, подчиняющийся только ему ведомым законам. Хочется зажмуриться и бежать обратно, но от судьбы разве убежишь? Нехорошее предчувствие копошится в душе, скребётся раненной кошкой. Чувствую, как от нарастающего волнения к горлу подступает тошнота, от которой в любой момент может стошнить. "Хоть бы в обморок не упасть", — проносится в голове.

— Ты в порядке? — слышу над ухом шёпот Ланса. — Ты побледнела.

— Ну, сложно сохранить здоровый румянец в подобных условиях, — говорю, перемежая слова нервными смешками.

— Знаете, если бы не спиртное, я бы туда точно не сунулся, — Роланд, заметно повеселевший, возникает, как чёрт из табакерки, совсем рядом, и я смотрю на него снизу вверх. Он такой большой, сильный, а тоже боится. От мысли, что не одной мне страшно становится легче на душе.

— Давайте еще немного посидим, не будем торопиться туда идти, — слышу испуганный голос Ингрид. — Как-то мне не по себе. Вдруг уже не выберемся?

— Ну, Ингрид, ты же никогда не была трусихой, что с тобой? — улыбается Джонни и присаживается на пол рядом с девушкой. Та смотрит на русоволосого и тоже улыбается. Удивительно дело, Ингрид совсем некрасивая, с непропорциональными крупными чертами лица, но стоит ей улыбнуться, как она превращается в настоящую красавицу. Улыбка озаряет её изнутри и в тепле её эмоций, кажется, можно греться. Жаль, что она так редко дарит миру свою прекрасную улыбку. Джонни кладет голову девушке на плечо и зажмуривается.

— Только не спи, а то мы никуда не двинемся — тебя же невозможно будет потом разбудить, — хохочет Роланд. Даже Айс, всё ещё бледный, но уже окончательно пришедший в себя, улыбается. Мне хочется запомнить этот момент, когда все улыбаются и немножко счастливы — не знаю, смогут ли они когда-нибудь снова почувствовать радость.

Чувствую, как Ланс заключает меня в объятия и прижимает к своей груди. Теперь и я смеюсь — ради такого момента можно было выдержать все те муки, что уже выпали на нашу долю. Не знаю, что будет дальше, но сейчас нам очень хорошо.

— Марта, пойдешь рядом со мной, — говорит Роланд. — Мне тревожно, когда я долго тебя не вижу.

Марта молчит, глядя огромными глазами на Роланда. Никак не могу понять, какие между этими тремя отношения — у них все настолько сложно, что впору чертить карту их взаимоотношений: кто, с кем, когда и почему.

— Долго еще сидеть будем? — спрашивает Айс и поднимается на ноги. Не перестаю удивляться его упорству. И пусть он подгнивший товарищ, но его есть за что уважать.

— И правда, народ, — произносит Роланд, — пора отправляться. И пусть, понятное дело, нам всем до чертиков страшно, но ни одна проблема сама себя не решила. Нужно что-то делать, а иначе мы тут так и застрянем.

Замечаю, как в этот момент Айс смотрит на своего заклятого друга — неужели в его взгляде сквозит уважение? И даже благодарность? Как причудливо меняются люди в сложных ситуациях, просто удивительно.

Но у меня не остается времени на долгие и пространные размышления о природе человеческих взаимоотношений — Ланс крепко сжимает мою руку и смотрит в глаза. Стараюсь напитаться светом этих чистых голубых глаз, чтобы меньше бояться странной, зловещей тьмы, что ждёт каждого из нас за порогом.

— Всё, народ, вздохнули глубоко и ныряем! — кричит Роланд, и мы по очереди ступаем во тьму.

Время перестает существовать. Не чувствую своего тела, единственное, что ещё держит в границах разума — тёплая рука Ланса, всё также сжимающая мою. Не знаю, откуда в этом парне столько спокойствия и отваги, но без него, знаю точно, мне не выжить.

— Что вообще происходит, я не понимаю? — слышу вдалеке голос Марты, но такое ощущение, что её слова доносятся сквозь толщу воды.

— Марта, не выпускай моей руки, — кричит Роланд, но его тоже плохо слышно.

Открываю глаза, но понимаю, что нет никакой разницы — зрение не способно привыкнуть к такой всепоглощающей тьме. Пытаюсь идти, но ноги, будто ватные и каждый шаг даётся с таким трудом, что ещё немного и упаду замертво от изнеможения. Протягиваю свободную руку в надежде нащупать Ланса, но совершенно ничего не чувствую. Неужели я осталась одна? Но рука, всё такая же теплая, сжимает мою.

Резкая вспышка света ослепляет. Зажмуриваюсь, не в силах терпеть эту пытку, но даже сквозь закрытые веки свет проникает, будоражит разум, сбивает с толку. Глубоко вздыхаю и ощущаю резкий укол страха в самое сердце: я больше не чувствую Ланса. Он выпустил меня! От этой мысли мои глаза сами собой распахиваются, и я чувствую, как пот стекает по моей спине — холодный и липкий. Меня бросили! Я осталась совсем одна, и я не выживу.

Когда резкий свет перестал причинять боль, а мозг, наконец, согласился нормально функционировать, я понимаю, что оказалась на поляне. Рядом озеро, ива, небольшая лодочка вдалеке. Здесь так красиво, что дух захватывает и, позабыв обо всех тревогах, срываюсь с места и бегу к берегу. Мягкая трава щекочет голые ступни (куда мои туфли делись, скажите, пожалуйста?), а теплый ветер ласкает кожу. Внутри зарождается новое, совсем неожиданное в такой ситуации чувство — счастье. Только куда это я попала? Замечаю расстеленный на берегу плед, а на нем корзинку, полную еды. Чувствую, насколько проголодалась и, отбросив все сомнения, откидываю в сторону льняное клетчатое полотенце, скрывающее от любопытных взоров содержимое корзинки. Замечаю бутылку белого вина, груши и тёплые булочки, чьей-то заботливой рукой промазанные внутри маслом и джемом. Откусываю кусочек и от удовольствия жмурюсь. Это восхитительно! И чтобы это всё ни значило, я не планирую отсюда уходить до тех пор, пока все не съем.