Буря настигнет - Нари Орлан

Я теряю голову. Теряю себя. Только не это. Худшего нет. Сжимая конец ремня влажной рукой, я поднялась и сцепила челюсти.

— Только не по лицу, бесовка. И не по рукам. У меня завтра концерт.

— Закрой глаза.

Он вскинул бровь.

— Слабо? — спросила я.

Наконец одарил меня легкой улыбкой. И сожмурил веки. Я на цыпочках обошла его, любуясь рельефами мускулов, ветками крупных вен на руках и замерла у накачанной задницы. Так и быть. Я замахнулась — на полпути мысль остановила: Ирий ведь не нарочно разукрасил меня синяками. Ни злости, ни обиды я на него не держала. Испугаться бы, вдруг в следующий раз он вновь изобретет нечто более безумное, чем приковать меня ножками стула к потолку. Только… наступит ли следующий раз?

Поэтому нельзя терять ни секунды. Когда еще так повезет? Я отвела руку в сторону, прицелилась — и саданула со всей дури по крепкой голой заднице. Шлепок выстрелом вспорол тишину. На коже вспыхнул красный след.

— Бесовка, мать твою… — прорычал Ирий и вырвал из моих рук ремень. Я неловко скалила зубы.

— Сильно больно, да?

— Пустяк.

Поджатые губы и напряженные желваки говорили о другом. В дверь осторожно постучали. Приехал ужин?

Бедная мужская задница беспокоила. Предложить намазать ее мазью? Но она скрылась за темно-синим халатом — Ирий поторопился забрать еду. Я тоже закуталась и завязалась поясом.

— Кесадилья, шашлык из лосося, два салата и три тарелки острой куриной лапши? — спросил он, везя тележку с блюдами.

— Так и знала, что порции маленькие.

Мы переставили еду на белый столик у окна и раздвинули гардины, впуская тусклое свечение. Один стул не пережил порыва страсти Ирия, второй он тоже откинул и вместо них приставил кресла. Свет в номере угас по хлопку. К тарелкам присоединились свечи в мраморных подставках и бутылка вина с бокалами.

Мило. Неожиданная нежная романтика. Я с улыбкой присела на край кресла.

— Лосось… — произнес Ирий, подозрительно сощурившись. — Откуда ты знаешь?

Истекая слюнками, я взяла в руку железные палочки и помешала лапшу в бульоне.

— Когда я приходила обыскивать твою квартиру, у тебя на кухне пахло лососем, в мойке лежала грязная тарелка, нож и досточка.

— Я тоже у тебя был… — Он отвел взгляд к вину. — Будешь немного?

— Ты был у меня дома?! Ты! Как? — Палочки выпали из руки и звякнули о тарелку.

— Ты подцепила жучок у меня возле шкафа, — говорил Ирий, разливая вино по бокалам. — Унесла его домой на обуви. Я позже пришел и снял. И наведывался несколько раз.

— Зачем?

— Потому что… мне было интересно, какая ты на самом деле.

— И что ты видел?

— Ты красиво рисуешь… Особенно языком.

Мороз рассыпался льдинками по коже и растаял. Призраки мне не чудились. Негодяй подсматривал за мной! Гневаться или млеть? Возбуждаться или отталкивать? Пока меня разрывало на части, Ирий продолжил:

— Когда ты ушла ночью от меня, я полетел следом. Так узнал, что Келлан забрал деньги. Отжал их у него, но не решил, что делать дальше.

Возможно, меня заводило то, что он подглядывал за мной, но это неправильно. Жутко. Ведь я тогда ощущала безопасность — свободу, которая раскрывается лишь в одиночестве или рядом с близким человеком. А ее гнусно нарушали!

— До сих пор не знаю, благодарить ли тебя за то, что ты отобрал у Келлана деньги. Но, черт подери, ты нарушал мои границы!

— Видишь, как неприятно, когда кто-то нарушает твои границы. А я ведь даже никому не рассказал о том, в какой сексуальной позе ты рисуешь картины. И не фотографировал. Хотя страшно хотелось.

Вот как завернул. Я хмыкнула.

— Новый урок?

— Я не теряю надежды, — улыбнулся он и приподнял бокал, приглашая чокнуться. Придушить бы засранца. Но я слишком сильно его хочу.

— Надеюсь, мы поскорее доедим и пойдем трахаться на большую кровать. Или в огромную ванну. — Я стукнула его бокал с мелодичным звоном.

— После ужина я планировал другое.

— Что?

— Кое-что похожее на то, о чем ты меня просила.

Оказалось, за ужином постепенно нашлись темы, из-за которых мы не ругались. Например, пятый сектор. Там мы оба выросли, оттуда сбежали. Дальше — творчество. Нас обоих в раннем подростковом возрасте потянуло выражать себя, создавать. И служение Духам. К Ирию и ко мне на десятилетие пришли обезьяны в шляпах. Ко мне белая с черной шляпкой и черными усами. К нему черная с белой шляпкой и белыми усами.

Духи приходят точно в тот возраст, когда ребенок еще верит в сказки, но уже может держать язык за зубами.

— Возможно, когда-то были случаи, что служители встречались и их союз плохо заканчивался? — предположила я, едва разделалась с третьей тарелкой острой лапши. Вкуснятина. Наелась.

— Начала задумываться о том, чтобы встречаться со мной? — Ирий откинулся на спинку кресла и взирал на меня с легкой улыбкой. Его черные волосы высохли, падали с косого пробора на скулы.

— Я только поинтересовалась! Твой Дух охотнее рассказывает о магии, служителях… Вон даже о стражах рассказал! Мой лишь треплется со мной о моей жизни и о погоде.

— Нет, мой Дух совершенно не охотный рассказчик. Все, что знаю, вытащил из него с трудом. И он не делился историями про служителей. Но я выбью из него причину запрета.

Своего Духа бить не буду, а спросить — спрошу. Я взяла палочками оливку из остатков салата и закинула в рот. Сочная.

— Пойдем в ванную комнату? — предложил Ирий.

— А разве для того, что я просила, не нужна кровать?

— Наоборот, кровать противопоказана.

Любопытство закололо в попу — я поднялась:

— Вот как? Пошли.

До белой двери три метра ковра с геометрическим орнаментом. В углу свалены погнутые железки — их концы расходились «розочками». Вот как скобы меня долго держали! Ирий вонзил их в потолок, после с помощью магии раскрыл концы, чтобы они вгрызлись в бетон. Сумасшедший. Мой взгляд упал на мою порезанную одежду, сложенную кучкой на диване.

— В чем я утром уеду?

Ирий приобнял за талию и прошептал на ухо:

— Перерисуешь халат в кимоно.

— Очень смешно. Дыры в потолке заклеишь жвачками и замажешь фломастерами?

— Это место, где не задают лишних вопросов. Просто стоимость ущерба добавляют к плате за номер.

— А если здесь труп бросить? Добавят к оплате десять тысяч и сами закопают?

— Кто знает?..

Видимо, Ирий в отеле Жааплеаль не впервые крушит имущество, поддавшись порыву страсти. Меня пробрало ледяной дрожью.