Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

Хунмянь оружейной сталью звенела ярость. Обнимающаяся парочка повернулась на этот вопль, с одинаковыми удивлением и растерянностью во взглядах. Женщина, узнав говорившую, смущенно опустила глаза, мужчина же, напротив, улыбнулся с радостным узнаванием.

— Не ты ли называла меня сестрой по оружию? — продолжала, тем времнем, разоряться новоприбывшая. — Не ты ли сговаривалась со мной отомстить за все наши обиды? Как ты могла забыть свои клятвы и обещания⁈ Как ты можешь ласкать и обнимать этого… этого… — возмущение окончательно встало учителю Му Ваньцин поперек горла, чем воспользовалась ее собеседница.

— Н-не нужно укорять меня за то, чего втайне жаждешь сама, и побольше моего! — со смущенной решительностью ответила она. — Скажешь, ты пришла сюда не затем, чтобы увидеть Чжэнчуня?

— Я здесь, чтобы утолить мою жажду мести! — отрубила справившаяся с собой Цинь Хунмянь. Ее сердито сузившиеся глаза метали молнии, но румянец, предательски выступивший на бледных щеках женщины, выдавал ее истинные чувства. — А вовсе не для того, чтобы позволять этому обманщику вновь сбивать меня с толку лживыми речами! Как думаешь, сколько дней пройдет, прежде чем ты надоешь ему, и он сбежит к другой — два, три?

— Он вовсе не собирается бежать из собственного дома, — запротестовала Гань Баобао. — Чжэнчунь не уйдет от меня, и от своей дочери…

— Ах, дочери⁈ — воскликнула взбешенная Цинь Хунмянь. — Так вот чем он воспользовался, чтобы вновь вертеть тобой, словно скудоумной малолеткой! Я не узнаю тебя — ты словно потеряла и память, и разум! Стоило этому распутнику прикинуться любящим отцом, как ты забыла обо всех причиненных им бедах! Клянусь, я считала тебя много умнее!

— Не тебе, цепляющейся за обиды, словно взбалмошный подросток, говорить о моем уме! — завелась Гань Баобао. Она легко поднялась со скамьи, высвободившись из объятий Дуань Чжэнчуня, и встала напротив своей рассерженной сестры по оружию. Женщина оказалась вооружена: ее руки сжимали меч в позолоченных ножнах. В этой судорожной хватке не было угрозы — скорее, невольное следование привычке.

— Да, я решила оставить прошлое в прошлом ради действительно важного — моего ребенка! — возмущенно продолжила она. — Да, это решение оказалось верным, и приносит мне радость каждый день! Не тебе, вздорной, неумной завистнице, упрекать меня!

— Завистнице, значит, — процедила Цинь Хунмянь. — Вижу, сестрица, ты взяла на свою прогулку меч. Позволь, я проверю, не забыла ли ты, как вынимать его из ножен, занятая упражнениями с другого вида мечом и ножнами…

Едва договорив свою оскорбительную просьбу, она вскинула руку, и стреломет на ее предплечье выплюнул, один за другим, сразу несколько снарядов. Гань Баобао ловко крутанула оружием, сбивая в сторону их полет, и резко выбросила вперед руку с мечом. Ножны сорвались с ее клинка золоченым снарядом, целя в лицо Цинь Хунмянь, и та, спеша навстречу удачливой сопернице, едва сумела уклониться, изогнув корпус. Женщины сошлись двумя разъяренными демоницами, снова и снова обмениваясь молниеносными атаками. Их клинки звенели, словно струны лютни в быстром переборе, сталкиваясь в попытках уязвить противницу.

Заметно было, что навыки обоих поединщиц близки по уровню, и, кроме того, каждая из женщин была знакома со стилем противницы. Их схватка, нешуточно яростная, напоминала из-за этого тренировочный бой — короткие клинки Хунмянь неизменно перехватывали выпады длинного меча Баобао, а тот столь же уверенно встречал атакующие броски соперницы, не давая женщине сблизиться для решительного натиска. Воительницы не сражались молча, то и дело осыпая друг дружку оскорблениями, и свирепея от этого ещё больше.

Му Ваньцин дернулась было на подмогу учителю, и Шэчи поспешно удержал ее за плечо. Он отрицательно покачал головой в ответ на возмущенный взгляд жены, и прошептал ей:

— Не стоит вставать между этими двумя ревнивицами. Пусть сначала как следует выпустят пар. Могу побиться об заклад на что хочешь — вволю подравшись и поругавшись, они помирятся.

— Ревнивицами? — недоуменно спросила девушка. — Я думала, учитель зла на эту Гань из-за нарушения сестринских клятв.

— Она зла, потому что Гань Баобао первой успела в объятия их возлюбленного, — засмеялся Инь Шэчи. — Того самого Дуаня, которого твой учитель никак не может забыть. Вот он, перед тобой, — он кивнул в сторону ошарашенно замершего мужчины.

Будто бы в ответ на слова юноши, тот очнулся от ступора, и подхватился со скамьи. С сожалением и недовольством оглядев дерущихся женщин, он принял было боевую стойку, собираясь вмешаться в их сражение, но тут же опустил руки с тяжёлым вздохом.

— Хунмянь! Баобао! — просящим тоном воскликнул он. — Прошу вас, не нужно! Вы обе дороги мне, и любой вред, нанесенный каждой из вас, кровавой раной уязвит мое сердце. Остановитесь, молю вас! Не лучше ли будет пройти внутрь, и вспомнить былое за дружеской беседой и чашей вина? У меня найдется и твое любимое «цзимо», Хунмянь, и сливовое вино для тебя, Баобао, — женщины, в очередной раз скрестив клинки, остановились, и опустили оружие, но их взгляды, обращённые на наследного принца, не обещали тому ничего хорошего.

— Он либо совершил смертельную ошибку, либо хитрее, чем кажется, — прошептал Шэчи жене. Та глазела на разворачивающееся перед ней действо с искренним непониманием.

— Стоило другой женщине мелькнуть у тебя перед глазами, как ты тотчас же принимаешься обхаживать ее, — медленно проговорила Гань Баобао. — И, вместо того, чтобы защитить меня, мать своей дочери, приглашаешь другую в свой дом. Я и вправду поглупела на старости лет, думая, что в тебе осталось хоть сколько-то верности.

— Ты что, думал, стоит лишь поманить меня пальцем, и я покорно прибегу к тебе, словно безмозглая собачонка? — добавила Цинь Хунмянь. — Давай объясним господину Дуаню всю его неправоту, сестрица, — обратилась она к недавней противнице. Та согласно кивнула, и женщины дружно набросились на далиского принца. Тот едва успел уклониться от хищно свистнувших клинков.

— Я и… вправду заслужил… всю вашу ярость, — пропыхтел Дуань Чжэнчунь с трудом избегая непрерывных атак былых любовниц. Цинь Хунмянь, наседающая на него в ближнем бою, словно обратилась шестируким Ночжой, столь быстро мелькали в воздухе ее парные клинки. Гань Баобао поддерживала соратницу точными уколами издали, один из которых едва не достал лицо принца, сбив с плеча его халата тканое украшение. — Я виноват перед вами обеими…

— Еще как виноват, — согласилась Баобао, крутя мечом быстрые петли, и тесня мужчину на острия клинков недавней