От любви до ненависти - Елена Белкина

А на первом этаже стоит человек в одежде бомжа. Драная куртка, грязная шапочка с помпоном надвинута на глаза. В руках у него… топор! Старый ржавый топор. Он слышит свист и встает у двери. Тут темно, потому что лампочки будут вывернуты. Дверь открывается. Бомж прячется за выступом, который сбоку возле двери. Он видит в свете улицы фигуру Базы. И изо всех сил бьет его по голове топором. Для верности добавит, когда База упадет. Потом быстро все вынет из пакета Базы. Если бутылка разобьется, хорошо, если нет, он разобьет ее сам, оставив осколки и сам пакет в руках. И топор бросит. И клочок куртки на батарее останется, она ясно видит этот клочок, а саму куртку найдут потом (если найдут) на помойке. Менты по этим приметам поймут, что убили человека буквально из-за куска хлеба. Возможно, выйдут на нее. А она, в слезах и в горе, скажет, что ее друг приехал к ней отметить юбилей знакомства. Да, должен был продукты привезти, шампанское, вино. Ничего нет? Какой кошмар, из-за чего погубили человека.

Все это Нинка ясно видит и слышит. Она видит и то, как бомж, переобувшись в кроссовки, которые будут в полиэтиленовом мешке (который до этого в уголке будет стоять), сует ботинки в этот мешок, к продуктам из пакета Базы, путает следы, петляет — и выбрасывает все это в один из мусорных баков возле какого-нибудь дома.

И еще Нинка ясно видит лицо этого бомжа.

И бомж этот — Борис.

А почему бы и нет? Если он так ее хочет, если он и впрямь влюбиться готов, она сделает так, чтобы захотел еще сильнее и влюбился по-настоящему. И доведет его до того, что он все для нее сделает.

Главное, не суетиться, не спешить, не спугнуть его.

Не откладывая, Нинка позвонила Борису и сказала, что у нее будет возможность увидеться с ним завтра. Если он не против. В его квартире. Если он не против.

Борис был не против.

На другой вечер она пришла к нему. В черных очках — чтобы не виден был синяк, который навесил ей База вчера утром.

— Ну что, выгнал подружку мою? Как дворняжку? — спросила она. И тут же одобрила: — Правильно, сама виновата!

— Не она виновата.

— А кто же?

— Ты.

— Здрасте-пожалуйста!

— Ты, ты, — повторил Борис и, не в силах сдерживаться, подошел к ней, обнял ее, тонкую, маленькую, чувствуя необыкновенный прилив мягкой нежности.

И если рука ее, как он выразился мысленно, оказалась по размеру ему, то вся она оказалась еще более по размеру: всего лишь прижал ее, а уже такое чувство, что она слилась с ним и растворилась в нем. Никогда такого не было.

— Ну, ну! — отстранилась Нинка. — Что-то мы торопимся. Я, между прочим, на минутку зашла.

— Почему?

— Я же объясняла. За мной чуть ли не слежка.

— Ах да… Чаю выпьешь или кофе?

— Кофе выпью, только быстренько.

— А что это ты в черных очках среди зимы? — будто только сейчас заметил Борис.

Она быстро сняла, показав синяк под глазом и тут же надела.

— Это что?

— Без вопросов, пожалуйста, — сказала Нинка.

Ничего, вскоре она ему и на теле покажет следы от ремня. Сейчас они некрасивые, красные, как ожоги. Пусть потемнеют. Но до желтизны доводить тоже нельзя. Увидит — с ума сойдет. (Она рассматривала их накануне в ванной перед зеркалом во всю стену и не могла не отметить, что они смотрятся на обнаженном теле даже эффектно! Особенно на изысканный вкус, а у Бориса он таким должен быть.)

Он грустно и нежно угощал ее кофе, печенье подкладывал, она аккуратно надкусывала, опрятно отпивала кофе маленькими глоточками. Он смотрел на ее лицо (как недавно на лицо спящей Кати), на ее руки и насильственным образом вызывал в своем воображении образы: она — жена, она — МАТЬ. И не возникло, как в случае с Катей, мгновенного отторжения, не возникло ощущения невозможного, наоборот, как-то легко и просто представилось, что это лицо жены и лицо матери, а этими красивыми маленькими руками она спокойно и естественно будет держать ребенка, ЕГО ребенка.

Ты же совсем ее не знаешь, говорил Борису его Здравый Смысл.

Я знаю ее! — отвечала Здравому Смыслу Любовь, обладающая всепроникающей силой интуиции. Я знаю ее!

Взглянув на часы, Нинка заторопилась.

— Когда еще увидимся? — спросил Борис.

— Я позвоню.

— Послушай, а ты не пошутила, случайно?

— Когда?

— Когда говорила в кафе, что не Катю хотела бы сосватать, а сама себя?

— Может, и шутила. Я же не знаю, сам-то ты шутишь или нет. Я не хочу, чтобы меня через неделю, как дворняжку, выкинули.

— Я не шучу. Я тебя люблю, кажется, — сказал Борис.

— Вот когда будет без «кажется», тогда поговорим.

— Уже без «кажется», — сказал Борис.

— Ну и скорость! — покачала головой Нинка. — Ладно, сверхзвуковой ты мой, жди звоночка.

— Я очень буду ждать.

— Вот и славно. Ожидание облагораживает.

— Это ты сама придумала? — с удивлением спросил Борис. — Или вычитала?

— Не знаю. У меня бывает: вылетит что-то умненькое, а я сама не понимаю — откуда взялось?!

Нинка рассмеялась.

Борис закрыл за ней дверь, слушал шаги (лифта в доме не было), потом выглянул в окно и провожал взглядом ее фигуру, ясно видную в свете фонарей, пока она не скрылась за углом дома.

С тихой улыбкой помешанного он пошел к креслу тихими шагами, тихими и осторожными, будто боялся расплескать что-то, осторожно сел и просидел так, не включая света, долго, очень долго — и так сидя и заснул, чего с ним раньше никогда не случалось.

Но недаром говорят, что утро вечера мудренее.

Наутро Борис решил все обсудить сам с собой спокойно и здраво.

Ты искал жену, говорил он себе. Вместо этого элементарно влюбился. И теперь обманываешь себя: подгоняешь под идеальный образ Жены реальный и весьма заурядный (не ври себе, не ври!) образ молоденькой провинциалки, с которой у тебя не может быть ничего общего! А может, это даже и не любовь (ведь он не знает, что это такое), а просто Желание, какого раньше у него не было.

Нет, надо опомниться. Нинка никуда не уйдет — если она и впрямь испытывает к нему какие-то чувства. Такие девчушки в любовницах хороши.

Именно! — осенило его. Да, он ищет жену, он хочет, наконец, завести семью, но он слишком хорошо знает свой любвеобильный характер: он не успокоится до самой смерти, нет такой женщины, которая могла бы стать для него Единственной на всю жизнь. Он женится, пройдет год-два, он начнет слегка тосковать и посматривать по сторонам. Вот тут Нинка и пригодится! Или это будет Любка, Катька, мало ли их!