Царский сплетник и дочь тьмы - Виктор Баженов

Губит людей не пиво!

Губит людей вода!

— Но-о, залетные!

Толпа со стрельцами шарахнулась в разные стороны, выворачиваясь из-под колес телеги, которую не хуже лихих скакунов тянули за собой пьяные в дым гномы. Причем они тянули постромки, умудряясь не перебить друг друга молотами, которыми яростно размахивали на бегу. Правил этой дикой командой пьяный в лом Ванька Левша. Телега с бочкой воды, громыхая колесами по булыжной мостовой, влетела на площадь.

— Тпрррруууу!!! — Левша лихо затормозил неподалеку от костра.

— Только вас тут не хватало, — пробормотал Гордон. — Ты же сказала, что они забухали, — покосился державный на жену, но Василиса упорно хранила молчание. — В принципе забухали, — сам себе ответил Гордон. — Как они в таком состоянии еще держатся на ногах?

— Пожарный расчет прибыл! — доложил Левша, вываливаясь из телеги, и начал шарить в сене возле бочки руками.

— Ты что там ищешь, убогий? — насмешливо спросил Гордон.

— Я приехал?

— Приехал, — кивнул царь.

— Воду привез?

— Привез. — Отрицать такой факт было бы глупо.

— Ну а теперь, кто не спрятался, я не виноват.

Ванька выдернул из телеги кувалду и с криком «ура!!!» рванул на монахов. Гномы даже в таком состоянии умудрились выстроиться в боевой порядок, прежде чем ринуться в бой. Монахи во главе с епископом храбро бросились наутек.

— Стоять! — рявкнул Гордон, и атака втертой команды Левши тут же захлебнулась.

Гномики с кузнецом замерли. Лица застыли, словно маски, а глаза бездумно уставились в пространство, тупо глядя куда-то перед собой.

— Малюта, у тебя сегодня праздник, — порадовал палача Гордон. — Они твои.

— Отец родной! — расчувствовавшийся Малюта смахнул со щеки счастливую слезу и начал пристраивать к общей очереди на плаху пополнение. Однако на этом дело не закончилось…

— Всем ест стоять!

Очередной возмутитель спокойствия вывалился из сена рядом с бочкой.

— Вилли, ты ли это? — насмешливо фыркнул Гордон. — С русскими свиньями водку пьянствуешь? Вот от кого не ожидал!

Иноземные послы, присутствие на показательной казни которых, согласно приказанию епископа, было обязательным, схватились за голову. Видок у Вилли Шварцкопфа бы еще тот. Всклокоченный, краснорожий и, судя по виду, хоть и опохмеленный, но все равно еще мучившийся с бодуна.

— Ти ест не царь! Ти ест руссише швайн!

Толпа ахнула. Такого унижения царского достоинства на глазах всего народа от немецкого посла никто не ожидал.

— Фрейлейн, — напыщенно обратился глава купеческой гильдии к Янке, — ви ест свобода.

— Вилли, — развеселился Гордон, — ты же культурный человек, немецкий посол, глава купеческой гильдии, а нажрался как сапожник.

— А не пошел бы ты, царь-батюшка… — И тут немецкий посол на чистейшем русском языке загнул такую фразу, что у всех присутствующих отпали челюсти. — Ребяты, а царь-то ненастоящий! Но это мы сейчас исправим, — закончил изумительную по красоте фразу бунтарь.

Общее замешательство позволило русскому немцу выдернуть из-под полы кафтана сразу два пистолета и, практически не целясь, из двух стволов шарахнуть… нет, не по царю, а по застывшей в ступоре Василисе!

Спинку кресла за ее спиной разнесло в щепы, царица же сидела, как и прежде, тупо глядя застывшими глазами куда-то вперед. Серебряные пули Вилли свободно прошли сквозь нее, не причинив державной никакого вреда.

— Блин! Не обманули, — расстроился посол. — Эта стерва — ведьма! Серебряная пуля не берет!

Очередной раскат приближающейся грозы заглушил тихое «чмок», тело Вилли содрогнулось от удара, и он грузно упал навзничь, крепко приложившись затылком о булыжную мостовую.

— Точно ведьма, — прошептал Вилли, отрубаясь.

— Вот он, глас божий! — радостно завопил епископ. — Все видели? Господь карает святотатца!

— Удачный день, — с довольной миной потер руки Гордон. — Измена черная сама ползет наружу. Сегодня с ней будет покончено на Руси.

— Думаю, да, сокол мой ясный, — внезапно ожила Василиса, на мгновение подернувшись туманной дымкой, и пристроила на сгибе локтя неведомо откуда взявшийся в ее руке пистолет с глушителем. — Теперь, я думаю, можно приступать.

— К чему? — опешил Гордон, косясь на пистолет.

— К ликвидациям, — проворковала царица.

— Не советую, — прошелестел по площади мрачный голос Виталика.

Толпа расступилась перед царским сплетником. Юноша вышел на площадь спокойным, неторопливым шагом, неспешно извлекая из ножен абордажную саблю.

— Не советую раньше времени дергаться, Лилия. Ты, Гордей, тоже охолонись. Пока я жив, трона тебе не видать, как своих ушей, и ты это прекрасно знаешь.

— Это кто? — зашелестела толпа. — Женек?

— Похоже, он.

— А где тогда сплетник?

— В упор не знаю.

— А почему он царя-батюшку Гордеем назвал?

— Говорю, не знаю. Кто ж их тут теперь разберет?

Лицо царя исказила гримаса ненависти.

— Надеешься выстоять против нас двоих?

Монахов-инквизиторов и стрелецкий приказ взбешенный державный даже не соизволил взять в расчет.

— А ты как думаешь?

Выстрел Лилии не застал его врасплох. Работая на сверхскорости, юноша умудрился отбить саблей выпущенную из пистолета пулю. Глаза «Василисы» расширились.

— Осторожней, — спав с лица, прошептала она одними губами. — С ним сила Святозара.

— Если начнется махач, — спокойно продолжил Виталик, — много ни в чем не повинных людей здесь костьми ляжет. Предлагаю сделку.

— Какую? — прищурился Гордей.

— Меняю твою жизнь и жизнь твоего демона, — кивнул Виталик на Лилию, — на жизнь Янки и моих людей.

— Демона? — опять зашелестела толпа. — Он назвал царицу-матушку демоном?

Однако Гордею сейчас было не до них. Он искал подвох в словах Виталика.

— Не понял. Это как?

— Ты отпускаешь всех, а я сам по доброй воле взойду вместо Янки на костер.

— Виталик, не смей!!! — рванулась к любимому девица, но «монахи» успели перехватить ее.

— Согласен! — ощерился Гордей.

— Сначала поклянись, что всех отпустишь!

— Тебе моего царского слова не достаточно?

— Ты для меня не царь. Так что клянись перед всем честным народом, что слово не нарушишь.

— Клянусь. Всех освободить!

Монахи, опекающие Янку, подхватили девицу под белы ручки и, радостно мяукая и гавкая на ходу, утащили ее в толпу. С команды Виталика под горестный вой Малюты начали сбивать цепи.