Последняя теорема - Фредерик Пол

— О да, конечно, — решительно кивнула логопед. — Альберт Эйнштейн в раннем детстве разговаривал еще хуже. И тем не менее требуется тщательное наблюдение.

Но когда Майра задала тот же самый вопрос другому врачу, ответ был таков:

— Надеяться можно всегда, доктор де Соуза.

А еще один специалист ответил еще более набожно:

— Бывают случаи, когда не приходится оспаривать волю Всевышнего.

Ни один из врачей не сказал: «Вот это и это вам следует делать, чтобы помочь Роберту поправиться».

Если что-то такое и существовало, медицина, похоже, о том не ведала. И весь «прогресс» в раскрытии загадки состояния Роберта был приобретен ценой ряда весьма неприятных эпизодов. К примеру, во время рентгеновского обследования голову мальчика пришлось пристегнуть ремнями к медицинской каталке. А для того чтобы обернуть голову липкой магнитной лентой, Роберта пришлось обрить наголо. Потом его опять пристегивали ремнями к носилкам, медленно въезжавшим внутрь компьютерного томографа… В итоге малыш Роберт Субраманьян, который прежде ничего и никого не боялся, стал заливаться слезами и поднимать крик, как только видел человека в белом.

Но все же кое-что полезное врачам сделать удалось. Они выписали лекарство, предупреждавшее падения. Эти эпизоды они называли «petit mal» — «малыми припадками» в отличие от «больших» эпилептических припадков, которыми Роберт не страдал. Он перестал падать. Но у врачей не было таблеток, которые могли бы сделать Роберта таким же умным, как его ровесники, товарищи по играм.

А потом настало утро, когда кто-то постучал в дверь. Ранджит, уже готовый ехать на велосипеде в университет, пошел открывать. На пороге стоял Гамини.

— Я бы позвонил и спросил, можно ли зайти, — заявил он в свое оправдание, — но побоялся услышать «нет».

Вместо ответа Ранджит крепко обнял старого друга.

— Какой же ты балбес, — сказал он. — Я-то думал, что все как раз наоборот. Считал, что ты все еще злишься на меня за отказ от твоего предложения.

Гамини невесело усмехнулся.

— Честно говоря, — проговорил он, — я не так уж уверен в том, что ты был стопроцентно не прав. Войти можно?

Мог бы и не спрашивать. Только он переступил порог, как его обняли Майра и Роберт. Малышу досталась большая часть внимания, поскольку Гамини его еще ни разу не видел, но через некоторое время Роберт отправился с кухаркой складывать картонные пазлы, а взрослые устроились на веранде.

— А Таши дома? — поинтересовался Гамини, глотнув чая.

— Ушла с друзьями на яхте, — ответил Ранджит. — Она много занимается парусным спортом. Говорит, что это хорошая практика перед соревнованиями, в которых она хочет принять участие. А тебя что привело в родные края?

Гамини чуть нахмурился.

— Вы знаете, что на Шри-Ланке стартует президентская избирательная кампания? Отец собирается выйти из совета «Pax per fidem» и приехать домой, чтобы участвовать в выборах. Он надеется, что если его изберут, он добьется вступления Шри-Ланки в «Pax per fidem».

Ранджит искренне обрадовался.

— Желаю ему успеха! Из него получится замечательный президент!

Он умолк, а Майра сказала то, чего он сказать не сумел:

— У тебя растерянный вид. Какие-то проблемы?

— Именно, — кивнул Гамини. — Проблема называется Куба.

Он мог бы и не продолжать, поскольку Майра и Ранджит следили за событиями в этой стране. На Кубе вот-вот пройдет референдум относительно присоединения к «Pax per fidem».

И скорее всего, ее примут. Куба избежала обычных бед, через которые прошли страны третьего мира. Конечно, Фидель Кастро наломал дров, но и хорошего сделал немало. Население Кубы было образованным, там хватало неплохо обученных врачей, медсестер и прочих работников здравоохранения, в частности квалифицированных опытных эпидемиологов. За последние полвека на острове не умер от голода ни один человек.

Но за Кастро числилась еще одна «заслуга». Он распалил у кубинцев партизанские страсти. Некоторые сыновья, внуки — и даже дочери! — тех кубинцев, которые сражались и умирали за мировую революцию в десятках разных стран, ничего не забыли. Еще оставались живы некоторые ветераны, и хотя многим из них было под восемьдесят, а то и больше, почти все они умели нажимать на спусковой крючок или устанавливать взрыватель на мине. Много ли их было? Конечно, слишком мало для того, чтобы основательно подпортить результаты всенародного референдума.

После подсчета голосов оказалось, что за новую Конституцию, разоружение и мир проголосовали больше восьмидесяти процентов кубинцев. Но при этом в двенадцать сотрудников «Pax per fidem» стреляли, и девять из них были ранены, а двое раненых потом скончались.

— Что тут скажешь… — вздохнул Ранджит. — Да, трагично, кто спорит, но какое отношение это имеет к Шри-Ланке?

— Это имеет отношение к Америке, — сказал Гамини. — А также к России и Китаю, потому что они ничегошеньки не делают. Штаты хотят отправить на Кубу шесть батальонов пехоты. Пехоты! Со скорострельным оружием и даже, наверное, с танками! А весь смысл «Pax per fidem» только в том, чтобы никогда не применять смертельного оружия!

Несколько секунд все молчали.

— Понимаю, — сказала Майра.

— Давай, Майра, — легонько пихнул ее Ранджит. — Не молчи. Имеешь полное право сказать: «А я вам что говорила?»

Наташа Субраманьян отрабатывала развороты по ветру у берега неподалеку от родительского дома, когда вдруг заметила странный желтый автомобиль. Он ехал в направлении пляжа и останавливался на каждом перекрестке. Наконец он повернул на ту улицу, где жили Субраманьяны. Стоя на доске для виндсерфинга, Наташа не видела свой дом, а вот улица отсюда просматривалась хорошо. Судя по всему, машина остановилась в их квартале. «Не у нашего ли дома?» — подумала девушка.

Приближалось время ланча, поэтому она решила возвратиться. Оказавшись на своей улице, увидела, что желтая машина действительно стоит на подъездной дорожке возле ее дома, но пока она добиралась с моря, автомобиль удивительным образом изменился. Оба передних сиденья, включая водительское, исчезли. Войдя в кухню, Наташа увидела там старика в монашеском одеянии. Тот держал на коленях Роберта и смотрел, как мальчик складывает картонную головоломку. Рядом со стариком на полу стояла передняя часть автомобиля, издавая негромкое урчание.

Наташа много лет не видела этого монаха, но сразу узнала его.

— Сураш! Я знаю, вы меняли подгузники моему папе. А я думала, вы при смерти.

Мать сердито зыркнула на Наташу, но Сураш только улыбнулся и погладил девушку по голове.

— Я и вправду был при смерти, — сказал он. — Да и сейчас мне не лучше, но только теперь я не привязан к дому — с тех пор как мне подарили вот это.