Комбат. Остановить блицкриг! (сборник)  - Олег Таругин

– Гриша, ротным два и три – сигнал «атака, действуй, как я!». Витя, обходи «ворошиловых» справа, маневрируй! – проорал Кобрин. – Степан, осколочный в ствол, может, все-таки пушка. – Продублировав последнюю команду адресованным башнеру жестом, капитан выпустил в небо новую ракету. – Вперед! Скорость и маневр!

«Тридцатьчетверка» рванулась вперед, набирая скорость. В панораме привычно – не столько для него, сколько для реципиента – замельтешили, ежесекундно меняясь местами, небо и земля. Оснащенные радиостанциями танки командиров рот повторили маневр, ускоряясь и обходя тихоходные «КВ»; остальные два десятка «Т-34», заметив поданный флажками ротных и взводных сигнал, перестраивались для фронтальной атаки. С брони, верно уловив момент, горохом сыпанул десант.

Замер на месте еще один «ворошилов» – на этот раз дыма Кобрин не заметил, да и ходовая вроде бы цела. Подбили? Или мехвод не сумел воткнуть передачу и благополучно заглох? Похоже, все же первое: одна из «тридцатьчетверок» второй роты, не сбавляя скорости и обогнув замершего товарища, не успевает проехать и десятка метров, как ей в борт втыкается бронебойный снаряд. Короткий высверк попадания – и башня подскакивает на месте, подброшенная ударной волной взорвавшегося боекомплекта. В следующий миг двигающийся по инерции танк – никого из экипажа уже нет в живых – охватывает жаркое пламя загоревшейся солярки из развороченных внутренних баков.

Да что ж за пушка у них такая разволшебная?! Меньше чем за полминуты – два танка в минус? Или она не одна? Ну, не успели б фрицы и перезарядиться, и прицелиться, никак не успели! Точно, не одна: на самом краю левого фланга вспыхивает еще одна «тридцатьчетверка», которую уж точно никак не могло бы подбить одно-единственное противотанковое орудие. Если оно, конечно, не способно в считаные секунды поворачиваться на сто восемьдесят, мать их, градусов! И перезаряжаться, словно зенитный автомат!

Бдз-з-зынь!

Что-то со всей дури лупит в борт башни, и Сергей одновременно слышит и этот оглушительный звон, и ощущает короткую вибрацию принявшего на себя удар металла. Пробития нет, болванка прошла по касательной, оставив на броне глубокую, пышущую жаром отметину. Разумеется, ничего подобного он не видит, но подсознание услужливо показывает ему соответствующую картинку. Крохотный осколок, выбитый с внутренней поверхности брони, больно ожигает щеку, второй впивается в резиновый налобник прицела. Коже сразу становится горячо и щекотно, теплый ручеек стекает вниз, собираясь под боковым клапаном танкошлема. С-сука!

– Витя, разворот влево на треть корпуса и полный газ! – орет Кобрин, дублируя команду пинком сапога.

– Полегче, командир, – зло шипит Цыганков, в последний момент проглатывая готовый вырваться матюг. – Я и так слышу. Чуть по голове не попал.

Танк подворачивает, буквально прыгая вперед. И тут Сергей замечает наконец укрытую в капонире длинноствольную пушку. Ну да, все верно, на месте фрицев он бы именно там ее и расположил. И не ее одну, а всю, мать их, батарею. Чтобы бить прорвавшиеся через «Pak. 35/36» русские панцеры в борт. Судя по изрытой свежими воронками позиции, советские артиллеристы не промахнулись, вот только уничтожить все четыре ПТО им так и не удалось. Что стоило бригаде двух тяжелых танков… А вот сожженные «тридцатьчетверки», похоже, не ее работа.

Приникнув к прицелу – застрявший в резине осколок впивается в лоб, но это уже неважно, можно и перетерпеть, – Кобрин наводит орудие.

– Короткая!

Танк тормозит, мощно качнувшись взад-вперед. На миг накатывает тошнота, но нет времени обращать внимание на подобные мелочи. Сергей возится с маховичками точной наводки, откуда-то точно зная, что гитлеровский наводчик заметил маневр изменившего направление движения русского панцера и сейчас занимается тем же самым. Наконец прицельная марка застывает на покосившемся щите орудия, и капитан давит на педаль спуска.

Бум-м-м! – танк снова качается, но куда слабее. Отдача швыряет казенник назад, лязгнув об отражатель, улетает в мешок стреляная гильза. В ноздри бьет резкий запах сгоревшего кордита. Башнер выдергивает из хомутиков новый унитар. Взрыв! Есть, попал! Отлетает куда-то в сторону покореженный, изодранный осколками щит; увенчанный грибом двухкамерного пламегасителя ствол описывает дугу, замирая почти вертикально. Капонир затягивает пылью и дымом, толком ничего не разглядишь, но Сергей и без того понимает, что из обслуги никто не уцелел. Не дожидаясь команды, понимающий, что к чему, Цыганков трогает боевую машину с места, двигаясь змейкой.

Так, ладно, с пушкой разобрались. Но какая ж сука с левого фланга-то лупит?! И где, спрашивается, наши легкие, мать их, танки? Чего тормозят-то? Приказ пропустили? Глупости, как его пропустишь, если атака уже несколько минут как в полном разгаре? Такую движуху не то что с километра – с орбиты видно. Кобрин вертит перископом, вжимая окровавленный лоб в резину, – нужно бы выдернуть осколок, да времени нет.

Ага, начали наконец: второй и третий батальоны начинают атаку, растянувшись широким фронтом. Впереди быстроходные «БТ», следом – «двадцать шестые». Лупят осколочно-фугасными с коротких остановок, отчего немецкие позиции потихоньку затягивает дымом и пылью. Снарядики, конечно, отнюдь не гаубичного калибра, примерно соответствуют пятидесятимиллиметровому миномету, но при подобной плотности огня – сущий артобстрел.

Звука взрыва Кобрин по понятной причине не слышит, но прекрасно видит результат: одной из идущих в первой волне атаки «бэтэшек» сносит башню. Овальная железяка плюхается кверху погоном в нескольких метрах, и боевая машина превращается в высоченный огненный факел: бензин – не солярка, от одной искры вспыхивает. Еще буквально десяток секунд – и горят уже три танка. Нет, уже четыре… С-суки! Да где ж вы, где?!

Да, собственно, вот где… заметивший боковым зрением подозрительное движение, Сергей подворачивает панораму. Ну, конечно, как он и боялся. И разведка их, разумеется, благополучно прошляпила. Маскироваться фрицы умеют, нужно признать. Приземистая угловатая самоходка неторопливо выползает задом из накрытого масксетью капонира; в двух десятках метров – еще две. Первая «StuG-III» останавливается, и спустя несколько секунд короткий «окурок» семидесятипятимиллиметровой пушки окутывается всполохом выстрела, стоившего бригаде еще одного легкого танка. Ну да, окурок-то он окурок, вот только в лоб любой легкий танк возьмет даже с предельной дистанции. При должном везении и «тридцатьчетверку» может подбить, в борт, разумеется, что панцерманы и доказали. А вот «КВ» короткоствольной «KwK 37 L/24» однозначно не по зубам ни в лобовой, ни в боковой проекции. У нее даже со ста метров – по меркам танкового боя, считай, в упор – бронепробиваемость меньше сорока миллиметров. Разве что кумулятивным, хотя тоже далеко не факт.

Опасность замечают и другие танки батальона – и ближайшая к мосту самоходка взрывается, получив в борт сразу две болванки. Взлетают вышибленные ударной волной люки; боевая рубка раскрывается сюрреалистическим бутоном из вывороченных наружу бронелистов: влепили прямиком в боеукладку. Второй САУ разбивают ходовую – Сергей видит, как сползает, скручиваясь перед катками причудливой змеей, гусеница, и обреченная «Штуга» застывает на месте. Бум! Над приземистым угловатым корпусом вспухает дымный султан. Взрыва нет, но и наружу никто не лезет. Все, отвоевалась.