Высшая школа имени Пятницы, 13. Чувство ежа - Евгения Соловьева

– Они не любят равнодушных, – объяснил ему Гремлин, невесть как возникший рядом с партой. – И крайне мстительны.

Дон хмыкнул. Не любят? Их проблемы.

Поймав ближайшего гремлина, не успевшего юркнуть в DVD-привод, Дон поднял его за шкирку и очень убедительно подумал, что если кто-то будет саботировать выполнение задания – получит большие проблемы. Люди, как известно, куда более злопамятны, мстительны и изобретательны, чем любая нечисть. Так что хочешь работать полупроводником, веди себя прилично.

Синенький прозрачный человечек, больше всего похожий на некачественную голограмму учителя информатики, обреченно кивнул. А сам Гремлин, наблюдавший эту картину, хмыкнул:

– Тоже неплохой метод. Работайте дальше, господин Горский.

До конца урока гремлины вели себя прилично, только один попытался нырнуть в его рюкзак, где лежал отключенный телефон. Его поймали, сделали внушение и отпустили с миром – ровно со звонком.

И едва звонок прозвенел, Семья передислоцировалась. Ариец, Кир и Витек окружили Морену с таким видом, что вот только глянет кто косо – порвут.

Дон и не глядел. Ни косо, ни прямо – никак. Смеяться над ней и травить ее он никому не позволит, потому что раз принял в Семью – значит, будет защищать. Но общаться с ней его никто не заставит. Особенно Филька. Тем более что ей и самой это не надо.

Пф. Баба с возу!..

А вот то, что Маринка опять не смотрит в его сторону, уже здорово напрягало. Так что сразу после второй пары – химии, где класс познал отличие живого серебра от мертвого, а также методы использования того и другого в косметологии, нетрадиционной медицине и укрощении мелкой нечисти, – Дон подловил Маринку, взял под локоток, шикнул на Лизку, которая попыталась заслонить собой подругу, и скомандовал:

– Пошли-ка, поговорим.

Маринка зашипела как чайник. Вырвала руку.

– Да пошел ты со своими разговорами знаешь куда? Козел!

И вот тут Дон впервые применил к женщине силу. Подумал даже, что потом ему будет стыдно, но как-то совсем отвлеченно подумал, и эта мысль ему ничуть не помешала ухватить Маринку поперек живота и оттащить ее в «шваберную» рядом с женским туалетом. Маринка, видимо, настолько обалдела – привыкла к галантному рыцарю, – что даже не сопротивлялась.

Там, прислонив ее к стенке между швабрами и старинным пылесосом, Дон совершенно ровным тоном потребовал:

– А теперь внятно и без истерики выкладывай, что случилось.

Зря он про истерику сказал. Не надо было подавать Маринке идею!

Вместо спокойного и внятного объяснения Маринка завизжала как резаная. При этом размахивала руками и норовила то ли дать Дону оплеуху, то ли выцарапать глаза, то ли то и другое одновременно. Внятно в ее воплях прозвучало только одно слово, от которого у Дона волосы дыбом встали.

Он-то, дурак, думал, не залетела ли она, хотя последний раз у них было в начале июня, перед тем как Маринка укатила загорать в Турцию… уж лучше бы залет!

А не гонорея.

Дон так от этого известия обалдел, что не сразу понял – почему-то в гонорее обвиняют его! То есть она непонятно с кем там в своей Турции трахалась, подцепила гадость, а виноват он!

– Совсем спятила? Нет у меня ничего!

Маринка презрительно фыркнула.

– Нет у него ничего, ага, как же! Думаешь, я не видела, как вы там все на таблицу смотрели? И ты, и этот твой! Твоя! Оно, короче!

От возмущения Дон на миг впал в замешательство. А потом высказал ей все, что думает о дурах, которые не знают симптомов, не умеют пользоваться Гуглом, и голова им дана только для того, чтобы есть! А Маринка проорала ему в лицо, что он – козел, трус, неудачник и вообще никто, и правильно ей родители говорили об него не мараться!

Целую секунду, прооравшись, они глядели друг на друга в упор. И, видимо, что-то Маринка разглядела в Доне такое, что испугалась. Отвела глаза, выскользнула из каморки со швабрами – и только каблуки процокали. Быстро.

А Дон с размаху влепил в стену кулаком. Не то чтобы представлял на этом месте Маринку, нет. Поднимать руку на женщину – трусость и низость. Просто очень хотелось кого-нибудь убить. Неважно кого. Может быть, Маринкиного папашу-сноба. А может быть – Фильку, интриганку и врунью. Все они одинаковые, и Филька, и Маринка, и Морена. Врут, истерят, ни слова в простоте! Ни слова правды!

За что ему это?!

Нет уж, хватит с него! Чтобы он еще раз?.. да ни за что!

На третьей паре никаких чудес, по счастью, не было. Честно говоря, Дон даже не смог бы с уверенностью сказать, на каком предмете отсидел полтора часа, полностью отключившись от реального мира. Вроде бы была физика… а может, математика… или вообще история Петербурга… Судя по тому, что попрощался с ними после пары господин Дорф, – скорее последнее. Оставалось только отбыть литературу, то есть репетицию Шекспира. Идти туда не хотелось смертельно, так что Дон сначала зарулил в буфет, не торопясь съел пиццу и только минут через пять после звонка дошел до актового зала. Открыл дверь, поймал обиженный Ромкин взгляд – и в который уже за сегодня раз понял, что ничего не понимает.

На сцене торчал Марат и, глядя в бумажку с текстом, нудно и равнодушно обещал Арийцу, то есть Оливии, поставить шалаш у его порога. А потом заставить холмы повторять его имя.

Ариец, тоже с бумажкой, маялся рядом и, вместо того чтобы слушать Марата или хотя бы режиссера, виновато смотрел в зал. На Морену. А та старательно делала вид, что все это к ней никаким образом не относится.

Да что за бред?! Совсем, что ли, Ромка сдурел на этих болотах?!

Ну какой из Марата Цезарио, умолчим уже о Виоле?!

Кира, что ли, спросить? Он-то никогда не опаздывает. Если б еще не сидел рядом с Мореной… тьфу ты, да какая разница, где Кир сидит! Совсем уже обалдел с этими девчонками!

Сел рядом с Киром, и даже спросить ничего не успел. Кир тут же шепотом пояснил:

– Виола с Арийцем пошли на сцену, а Ромка сказал, что в спектакле только парни, он из-за чьих-то проблем концепцию менять не будет. Ну и велел Марату готовиться.

– Бред. – Дон нахмурился. – Собачий.

– Ариец ему то же самое сказал. И я тоже, и Витек. Только он не слушает. Концепция – и все тут.

– Точно мухоморов объелся, – буркнул Дон и, дождавшись паузы, добавил во весь голос: – Господин режиссер, можно вас на пару слов?

Ромка разулыбался, махнул Марату с Арийцем, продолжайте, мол, и спрыгнул со сцены. Подошел вроде и неспешно, но как-то искусственно неспешно, как будто изо всех сил сдерживался, чтобы – не бегом.

Плюхнулся рядом.

– Здорово же, да? Марат с Арийцем шикарно смотрятся!

У Дона чуть челюсть не отпала. Шикарно, да! Самодеятельность олигофренов на выезде! Мало того, что самодеятельность – это же раскол Семьи! Сейчас Ромка выгонит из спектакля Морену, потом Морену затравят – и прощай, нормальный класс. Нет, Ромка точно сдурел, не понимает очевидных вещей!