Смерть мужьям! - Антон Чиж

– Золотая булавка теперь нацелена на вас. Забудьте про багаж и бегите от этого поезда. Спасите себя.

– Вы просите, чтобы я осталась? – в изумлении спросила Софья Петровна. – Ах, Родион, какой вы романтик. Славный, милый, чудесный, любая женщина нашла бы с вами счастье всей жизни... Мне очень не хочется делать вам больно. Но поймите же, я совсем другая. Семья, дети, тихая любовь – это уже не мое. Даже вашей любовницей не могла бы стать потому... Потому что вы слишком хороший мальчик. Грех мучить такого доброго человека.

– Прошу не остаться, а спасаться, – уточнил Родион. – После того как станет известно, что знаменитый доктор Карсавин оказался кровавым мясником, вы не сможете жить в столице. Но в России много городов. А в Европе – еще больше. Бегите и прячьтесь. Вашего саквояжа хватит надолго.

Пробил второй удар перронного колокола. Пассажиров просили соизволить занять свои места в вагонах.

– Вы самый удивительный человек, каких я встречала, – рука в шведской перчатки легла на плечо чиновника полиции. – Мне пора. Чемоданы изваляли в грязи и погрузили.

– Зачем? Зачем вам это понадобилось? – спросил Родион.

Васильковые глазки смежились, словно барышня погрузилась в невинные мечтания:

– Знаете, что такое глубина удовольствия? Это волна жара, это стихия, которая уносит к таким высотам ощущения, что и близко несравнимо с кокаином, это так прекрасно и необъяснимо, что хочется снова и снова наслаждаться божественным нектаром. Ни один мужчина не мог доставить подобного восторга. И ничто другое, а я много чего попробовала...

– Смотреть в глаза умирающему, чтобы испытать удовлетворение? Подругам, их мужьям и глупому сыщику?

Софья Петровна сладко улыбнулась:

– Какой был соблазн... Какое наслаждение заглянуть в лицо умирающего девственника... О! Только представить... Это был бы пик... Но я не смогла... Сама не знаю, почему...

Третий удар колокола прокатился по перрону. Проводники взошли на ступеньки вагонов. Даму попросили не задерживаться. Шум дальнего паровоза крепчал.

– Оставлю-ка вам память...

И в губы чиновника полиции вонзились другие. Поцелуй был крепости, от которой зубы заломило. Больше Ванзаров ничего-ничего не почувствовал. Но как только прохладная мякоть оторвалась, сказал:

– Последний раз прошу: останьтесь.

– Усы вам очень пойдут...

Отвергнув услуги проводника, барышня с саквояжем взбежала в глубину вагона.

Ванзаров быстро пошел в начало перрона.

Неуверенно вздрогнув, поезд лязгнул колесами, выпустил облака пара, словно седые бакенбарды, и, пронзив победным гудком вокзал, оторвался от рельсов. Состав неторопливо двинулся, поплыли борта с имперскими гербами, светлые окна в аккуратных занавесках, за которыми махали остававшимся, или прощались с убегавшей из-под колес родиной.

Лебедев так спешил, что даже запыхался. Подбегая к Родиону, преспокойно заложившему руки в карманы, криминалист закричал:

– Ах, ты, холера! Опоздали! Что ж так поздно сообщили... Я и подмогу собрал!

Действительно, рядом с Аполлоном Григорьевичем не могли отдышаться два господина. Один странно напоминал журавль колодца, таким нескладно высоким ростом наградили его родители. Зато другой, будто в насмешку доходил ему до плеча – невысокий, с решительным взглядом и в военной форме.

Выругавшись по обычаю затейливо и сочно, Лебедев представил добровольца. Худой дылдой оказался филер Афанасий Курочкин, которого криминалист подцепил в Департаменте полиции. Филер вернулся с долгой смены, но без возражений согласился помочь. Военный юноша выпрямился, щелкнул каблуками и доложил: корнет Мечислав Джуранский, выпускник Виленского пехотного юнкерского училища, прибыл в столицу в отпуск перед зачислением в 6-й уланский Волынский полк. Что делать пехотинцу в кавалерии, Родион не стал выяснять, а искренно поблагодарил господ за помощь, оказанную полиции, особо отметив юнкера, который на пустом вокзале решительно бросился в погоню за двумя бегущими мужчинами.

Последний вагон минул дальний край перрона, ныряя в дорожную тьму, как вдруг лязгнули тормоза, заскрежетали по рельсам колеса, и состав встал. Вдалеке обозначилось белое облако пара, сквозь которое чуть виднелись пятна семафоров.

Курочкин и Джуранский были отпущены, но Родион чего-то ждал. Мимо пробежали путейцы с вокзальными жандармами разбираться с внезапной остановкой. Лебедев вооружился сигаркой и принялся щелкать вечной зажигалкой трости. Кремний скрипел, сыпал искрами, но и только. Судьба трости решилась. Под отборные проклятия тому, кто ее придумал, деревяшка треснула об колено, обломки полетели на рельсы. Ужасный конец полезного изобретения.

У дальнего края перрона появилась фигурка в дорожном костюме. Лица не разобрать – капюшон пелеринки накинут. Шла налегке: даже сумочки нет, только саквояж. Проходя мимо мужчин, и не взглянула, как полагается прилично воспитанной барышне, но Родион приподнял шляпу и пожелал доброго вечера. Принюхавшись, как добрая легавая, Лебедев заметил:

– О, модный аромат... Как же называется?

– «Черная маска», – подсказал Родион, втайне поразившись, что проклятые сигарки не отбили обоняние криминалиста. Как же он курит с таким чутким носом? Вот где загадка.

– Не желаете со мной к актрискам мадам Квашневской? Обещала свеженьких...

– А пойдемте, Аполлон Григорьевич в вокзальный буфет, выпьем чего-нибудь.

– Что празднуем?

– Скорее с горя.

– Не пойму вас, Ванзаров, – сказал Лебедев, отправляя холодную сигарку вслед погибшей трости. – Пристав о вас отзывается сегодня так, будто завтра повесит ваш портрет рядом с физиономией градоначальника. Оказывается, одним махом раскрыли пять своих дела, и три – с других участков, не считая самоубийства Карсавина. Подполковник уже готовит на груди место для ордена. А потом получаю от вас записку: «Если хотите узнать истину, поспешите...». Странное поведение для чиновника полиции...

Развернув мощное тело криминалиста, как шлагбаум, Родион потащил его прочь.

В поздний час вокзальный буфет пустовал. Половой удивительно быстро принес графинчик «Смирновской» и скромную, по меркам Лебедева, закуску. Ванзаров попросил добавить третий прибор с рюмкой.

– Кого-то ждем? Что у вас за горе такое? И вообще что происходит? – Аполлон Григорьевич совсем не любил таинственных моментов, но к графинчику потянулся.

Родион попросил немного обождать и добавил:

– Чтобы не скучать, готов развлечь историей про извилистые дорожки к простой истине.

– Ну, попробуйте... – безрадостно согласился Лебедев. И как предупреждение извлек сигарку.

– Начнем с главного... Помните, мы пытались понять, как убийца прячет шило...

– Не мы, а вы изображали нож в рукаве.