Слишком много щупалец - Дмитрий Казаков

– Все? – разочарованно спросил Антон. – А как же это, ну… это?

– Что «это»? – сдвинул брови дедуган. – Или вы надеялись, что я наделю вас мощью Непроизносимого имени? Или призову все десять Сефирот? Или заставлю ангелов прийти к вам на помощь?

Ну, ангелы не ангелы, а чего-либо конкретного я ожидал – какого-нибудь амулета супротив черной магии или красочного обряда с завываниями и прочими спецэффектами. Но хитрый ребе из Цфата собирался ограничиться консультацией и общими туманными заявлениями.

– Вы должны понимать, что любое чародейство бессильно перед духовной мощью! – патетически возгласил он и ткнул узловатым пальцем в потолок. – Всевышний приходит на подмогу тому, кто этого заслуживает! Ой-вэй, я таки буду молиться и призывать на вас его благоволение, ибо Древние угрожают всем, и народу Израилеву, и остальным тоже.

– Спасибо и на том, – сказал я, поднимаясь с табурета. – Если мы преуспеем, то пришлем вам открытку, а если потерпим неудачу, то вы об этом узнаете. Из Кинеретского озера всплывет харя со щупальцами и всех сожрет.

Ицхак бен Шломо мелко захихикал, сотрясаясь бородой и всем телом.

– Ой, шутник вы, молодой человек, – заявил он и погрозил мне тем же пальцем. – Но смейтесь, пока можете, а если обнаружите, что не можете, – значит, вы мертвы. Пойдемте, я провожу вас.

Покинув комнату с коврами, мы по похожей на орудие пыток лестнице спустились в прихожую. Тут ребе еще раз пообещал, что будет молиться за нас, и мы покинули этот странный дом, населенный чудными людьми.

В Хайфу мы въехали, когда солнце давно укатило за горизонт и над Израилем воцарилась лунная ночь. Ключи от машины сдали администратору «Дан Кармель», а сами поднялись в номер.

– Ну и дедуган, – сказал я, шлепнувшись на койку. – Трепался много, а толком ничего не сказал… Какой прок в том, что я в курсе, как выглядит Затогуа, кто такой Ньярлатхотет, и что сидящую где-то в демонических безднах меломанскую шишку зовут Азарот?

– Кто знает? – отозвалась Ангелика. – Может, это тебе пригодится?

– Может, и пригодится, – проворчал я тоном пятиклассника, интересующегося, на кой фиг ему эта математика, если он собирается стать пожарным. – Ну, что, ты в душ, а мы в бар?

Бартоломью заулыбался, вспомнил, поганец, как мы отрывались вчера вечером.

– Я думаю, что вам лучше подождать меня здесь, – мягко, но непреклонно заявила белокурая бестия.

Я собрался было сказать ей, что нам, дабы не скучать, нужно хотя бы отыскать в телике канал с порнухой, а сделать это в Израиле не так просто. Но тут у меня резко и очень сильно закружилась голова, все завертелось перед глазами, и восприятие странным образом раздвоилось.

Я осознавал, что нахожусь в Хайфе, в номере отеля «Дан Кармель», и при этом видел знакомый офис с аквариумом в углу и «портретами» Властителей Древности на стенах.

И посреди этого офиса, вскинув руки к потолку, стоял высокий сутулый старикан с голым черепом. Кожа его была смуглой, глаза – черными, глубокими и злобными, а золотые часы на запястье стоили больше, чем иной автомобиль. И он гулким раскатистым голосом произносил некие слова, грохочущие, тяжелые, вызывавшие шуршащее долгое эхо.

Я не мог понять их смысла, но осознавал, что они относятся ко мне.

Хаим Шоррот, он же Джаван Сингх, он же Ирге О’Дил, находился в амстердамской резиденции Церкви Святой Воды и, судя по всему, деловито и сосредоточенно проклинал меня.

Картинка сменилась, я обнаружил, что вишу в бескрайней черной бездне, и со всех сторон на меня пялятся огромные глаза. Только глаза, без голов или тел, исполинские светящиеся шары гнилостно-зеленого или леденяще-синего цвета, жуткие и пристальные.

Меня закрутило, завертело, как сухой лист в воздушной струе, но я остался на месте. Нечто вроде затянутого на поясе каната удержало меня, и я почти увидел его – тонкая серебристая нить, уходящая куда-то вниз, в бесконечность. Напор ветра усилился, и она задрожала, растянулась, стало ясно, что «нить» состоит из множества сцепленных между собой шестиугольников.

Пара синих глаз приблизилась вплотную, я напрягся, пытаясь разглядеть существо, которому они принадлежат, но не смог. А затем во тьме распахнулась пасть, гнилостно-белая, заполненная кипящей слизью, немыслимо зловонная.

Вот тут мне впервые стало страшно, захотелось ущипнуть себя за руку и проснуться.

Нечто замелькало перед моим лицом, закрутилось золотистое полупрозрачное колесо, исчерканное корявыми символами. Пасть захлопнулась, синие глаза отодвинулись, и я подумал, что колесо мне что-то напоминает.

Но мысль сбилась, в следующий момент я вновь увидел продолжавшего декламацию Хаима Шоррота, а затем обнаружил себя в номере отеля. Бартоломью хлопал меня по щекам, а Ангелика держала в руке стакан воды, и безупречно красивое лицо ее отражало беспокойство.

Не успел я сказать, что все в ажуре, как очутился на изрытой кратерами равнине.

Багрово-коричневое небо нависало низко-низко, а земля была черной, как уголь. Там и сям вздымались столбы кипящей воды, огня или лавы, каждый толщиной с небоскреб. И меж них бродили некие существа, гигантские, искореженные силуэты, похожие на людей, на жаб и на волков одновременно.

Тут пришла боль, сильная, давящая, разрывающая тело на куски.

Терпеть ее было трудно, очень хотелось закричать, но я понимал, что если подам голос, то меня заметят и вряд ли захотят преподнести мне в подарок букет и бутылку шампанского.

Серебристое облако окутало меня, смягчая муки, золотой диск возник под ногами…

Вновь Хаим Шоррот в офисе ЦСВ, наш номер в отеле, Антон и Ангелика…

Передо мной раскинулся город, выстроенный на морском дне, и совсем не людьми. Он напоминал жуткий Р’лайх, в центре которого укрыта гробница Кхтул-лу, но по всем признакам был возведен недавно. Здания выглядели целыми, водоросли росли небольшими пятачками, а не покрывали все сплошным ковром, на перекрестках торчали обелиски из белого камня.

И все же город казался даже не брошенным, а вымершим…

Я разглядел валяющий у одной из стен скелет, очень похожий на человеческий, рядом с ним другой, весь какой-то искореженный. Но тут навалилась неведомая сила, принялась мять меня и давить, и мне стало не до того, чтобы рассматривать «достопримечательности».

Видения являлись одно за другим, величественные и жуткие – город в пустыне, чьи башни были красны, словно кровь, замок на горной вершине, древний и черный, с изморозью на стенах, бурлящее зловонное болото, заполненное хищными тварями, ледяная пустыня и белые фигуры, бесшумно скользящие по сугробам, вонючая слюнявая пасть до неба…

Все это сопровождалось болью в теле и жутким шумом в голове.

Казалось, что «котелок» мой не выдержит и вот-вот взорвется.

Из иллюзорных передряг мне помогали выбраться две вещи – облако из серебристых шестиугольников, принимавшее самые разные обличья, и золотистый диск, остававшийся тем же самым, только менявший размеры. И с каждым разом я все сильнее чувствовал, что первое как-то связано с ребе Ицхаком бен Шломо, а второе – с Печатью, что вроде бы лежала у меня в кармане.