Блудницы Вавилона - Иэн Уотсон

Музи как будто захлебнулся воздухом.

– Какая дочь?

– Доктор Кассандр разрешил госпожу от бремени. Девочка в порядке. Хозяйка от потери крови скончалась.

Фессания умерла? Все вокруг разом потеряло смысл. Надежды умерли, любовь застыла, будущее перестало существовать.

– Там господин Гибил. Я предложил отправиться по следам Аншара, и он согласился. Долг госпоже, один шекель, так и остался за мной. Я был верным слугой ей, таким же буду дочери. Я взял коня и в путь пустился. Ночь пала, дикие собаки выли. День угасал, лучи его бледнели. Земля была мертва, как и моя душа, отравленная ядом змей и скорпионов. Пыль высохших костей дышать мешала, забивая нос. Мой конь безумно мчался, словно спеша сорваться со скалы, собою жертвуя в память моей госпожи. Когда взошла луна, свет ее был тускл и мертвенен. Я слышал, как дракон преследовал меня, желая в сердце погрузить отравленное жало. И вот я здесь.

Кровавый мясник, Кассандр!

Гнев Алекса обратился на Музи – Музи, вытащившего его из города в эту дурацкую экспедицию, едва не закончившуюся для него, Алекса, ролью царского катамита.

– Ты, ничтожный червяк! – прохрипел он, поворачиваясь к потерявшему дар речи супругу. – Любитель львиц. – Глаза Музи расширились. – А теперь еще и Пан-дар раба своей жены.

Чью дочь, по-твоему, носила Фессания? Он не успел сказать это, потому что Музи вдруг оскалился и ткнул в него мечом.

– Защищайся, раб! Если Фессания умерла, то и тебе не жить. Возьми оружие!

– Убей меня и так. Проткни. Потешь тщеславие. Ублажи своего песьего божка. Мне все равно.

– Прекратить! – крикнул Пердикка. – Позор!

Вид ссорящихся заметно оживил царя. Глаза его заблестели.

– Какие страсти здесь бушуют! – воскликнул он сорвавшимся петушиным голосом и тут же, прокашлявшись, продолжил баритоном: – Я запрещаю тебе, Музи, драться с ним! Какой ловкий способ выиграть спор, убив предмет его. Я с ним еще не закончил – очередь моя.

И мне, конечно, жаль, – добавил царь, – что так случилось. Я знаю, что такое горе. Сам пережил недавно смерть Гефестиона. Да, я преодолел печаль.

Музи опустил меч.

– Позвольте мне уехать, ваше величество. И примите в дар этого раба.

– Сегодня он свободный человек, и ты распоряжаться им не можешь. Завтра мы все отправимся на охоту. Царь – как и бог – превыше скорбей смертных. И те, кто служит ему, должны быть тоже выше их. Есть лишь одна бессмертная трагедия, в которой людские беды суть тусклые отраженья в зерцале жизни. Трагедия эта – гибель империй – в широчайшем смысле. Вот с этим роком и обречен сражаться вечно царь. – Из глаза Александра просочилась слеза.

Бросив оружие на землю, Музи шагнул к Алексу.

– У нас у всех свои печали.

– Не могу поверить, что она умерла, – прошептал Алекс.

Царь отшвырнул копье и обнял его за плечи.

– Я начинаю понимать природу нежную печали, которую с тобою разделяет хозяин твой. Позволь тебя утешить. – Он подтолкнул Алекса к палатке.

– Продолжим спор? – спросил Музи.

– К черту спор. Я интерес к словам утратил.

Царь втащил Алекса за собой. Больше в палатку никто не вошел.

Однако, едва добравшись до ложа, Александр растянулся на нем и моментально захрапел. Верх взяло пьянство.

Алекс опустился на ковер. Некоторое время он сидел, думая о том, как скрыться из лагеря. Потом допил из чаши. Перебрался к другой. Выпил из нее. Осушив все, он притулился в углу.

Завтра я должен умереть.

И тут же на смену этой мысли пришла другая. Моя дочь. У меня есть дочь.

Мысль промелькнула и ушла. Дочь была всего словом, которое вскоре потеряло всякий смысл.

Хотя Алекс и не одержал верх в состязании умов и даже не разделил с царем постель, Александр настоял на том, чтобы взять его с собой.

На следующее утро отряд ветром пронесся по дикой пустоши лежавшей за холмами равнины. Всадников сопровождала стая собак во главе с Тикки. Алексу достался конь Ирры, который остался в лагере.

Охотники спугнули мирно щипавших полынь коз. Умчались антилопы. Но львы так и не появились. И как ни рыскали собаки по кустам и между мескитовых деревьев, запах больших кошек как будто испарился. К полудню охотники достигли скалистого хребта, пронизанного мелкими каньонами, но и здесь встретили лишь одинокую лису.

Еще через несколько часов отряд добрался до оазиса, где между деревьев бродило семейство слонов. Охотники ненадолго остановились, смочили рты и отдохнули, дав передышку и лошадям. Но и здесь, как ни всматривались они в высокую траву, львов обнаружить не удалось. Пустились дальше. Вскоре Антипатр заметил лениво спускающегося к земле грифа. Проскакав вперед, отряд наткнулся на останки слоненка. Свора диких собак, почуяв людей, рассыпалась в разные стороны. Невдалеке прохаживались стервятники. Туша еще не была объедена до костей, а мясо не успело высохнуть. Здесь охотники впервые увидели след льва. Собаки рвались на восток. Еще миля – и снова ничего.

– Вперед! Вперед! – кричал Александр. – На край земли, где Океан течет!

И снова бешеная скачка.

Раньше они мчались подобно ветру, но чем дальше на восток, тем сильнее ветер противодействовал им, взметая песок, бросая навстречу кружащиеся пыльные вихри, в очертаниях которых просматривались демоны и змеи. Местность впереди казалась мутным зеркалом, отражавшим разбитую копытами коней пустыню.

Они неслись к солнцу, красный глаз которого мерцал за пыльной завесой. Наконец Пердикка поднял руку и остановился. Остальные тоже натянули поводья. Генерал отпил из фляги и сплюнул.

– Мы слишком далеко забрались, ваше величество. Боги не пускают дальше.

– Вот так всегда, – горько обронил царь. – Неужели никто не поедет дальше?

– В Алсу? – спросил Антипатр. – В бездну?

– А разве мы с тобой не греки?

– Здесь Вавилония, и боги здесь свои.

Неужели они и впрямь достигли края света? Неужели там, за клубящейся туманом расселиной, нет больше ничего? Как ни всматривался Алекс, он ничего не мог рассмотреть – воздух словно превратился в замазанное пылью кривое стекло. Он пришпорил лошадь.

– Я поеду.

Но, сделав несколько шагов, кобыла заржала и попятилась. Алекс не сдавался, однако вскоре почувствовал тошноту. Земля как будто распалась на убегающие вдаль редеющие клочки. Лошадь стала вязнуть. Каждый шаг давался ей все с большим напряжением. Охваченная страхом, она заржала. Дыхание стеснилось. Из щелей мира поднималась удушающая пустота. Внутри у Алекса все пересохло. Он ощущал себя пустой скорлупой, шелухой. Когда сил уже не осталось, Алекс приник к шее лошади, и она медленно, натужно повернулась и понесла его назад.