Карантин - Сергей Малицкий

– Зачем это было надо? – не понял Павел.

– Не знаю. – Майор еще налил вина. – Может, это такой хитрый способ выдоить телка? Зачем-то его все-таки пасли столько лет? Ты же сам говоришь, что тебя загнали в угол? А тебя – значит, и Томку. Вот она и объявила карантин. Право у нее такое было – тебе от того только польза. Риск-то в чем? На тебя тор не действует, максимум – приложит об стенку. Все было рассчитано. Убирать надо было твоих пастухов: обнаглели.

– А об стенку-то обязательно прикладывать? – не понял Павел.

– Как тебе сказать… – почесал затылок майор. – Не все в нашей власти. Порой операции настолько секретны, что и своим не все скажешь. Все-таки с чужаками дело имеем. Или ты еще не понял? И так едва не опоздали. Сегодня по колесам стреляют, завтра в лоб пульнут… Ты, кстати, вольно или невольно большую пользу принес. Как их еще вычислить? Только через тебя. Так что считай себя почти что нанятым работником. Хотя что там осталось работы – по прикидкам, их сюда пробралось с десяток, но пятерых кончили сразу, так что пятеро успели личину сменить, не больше. Одного я уж давненько приложил – считай, четверку надо было вычислить.

– Так в чем же беда? – напомнил Павел. – Я о Томкином сообщении.

– В остальном, – поскучнел майор. – Непонятки, мать их… Взрывы эти. Мясник. Он ведь тоже не берется на пеленг. Я уж искал. Все эти дни потратил. И ни разу не пересекся. Он же не по следам твоим идет – просто тупо разделывает всех, кто так или иначе с тобой пересекался. Плохо, когда непонятки. Может быть, это какой вольнонаемный у чужаков. Или какой-нибудь из твоих знакомцев слетел с катушек. Или как бы не какая-то третья, а то и четвертая сторона. Проглядели, не учли, не предусмотрели. Ну дальше можешь себе представить. Проверки, разборки, и Томка в беде. Может, и я в беде, но мне на себя плевать. А ей, – майор пьяно ткнул пальцем куда-то вверх, – ответ держать. Слушай, ты извини, но я, кажется, ночую здесь, в машине.

– Что ей грозит? – спросил Павел.

– Не знаю, – пробормотал майор, но ответил так, что Павел понял сразу: ничего хорошего. – Но думаю, что гауптвахтой не обойдется. Могут ведь и понизить, и беременность прервать. Так что выручать придется девчонку. Она сейчас где-то там…

– Где – там? – повторил Павел неопределенный жест майора.

– Не знаю, – ударил по столу тесть. – Все, что смогла передать, так это то, что сделает звонок на тот телефон, что сейчас у тебя. Понял? Нужда придет – попросит о помощи, скажет, где она. Так что, парень, держи его под рукой. Глаз с него не спускай. Сообразил?

– И это все? – не понял Павел. – А что потом?

– Ты вытащи ее сначала, – повысил голос майор. – Ребенка сохрани. Потом и поговорим, что потом. Россия большая, место для заначки найдется. Было бы что заначивать. Или ты прятаться от тора не научился?

– Не знаю, – потер ладонями глаза Павел. – Опять ждать. А успею доехать-то?

– Успеешь, – уверенно кивнул майор. – Разгон часа в три будет. Ты только телефон держи перед собой!

– А как вы нашли меня? – вспомнил Павел. – Ну чужой жучок я уже вычислил, а вы-то как без жучка обошлись?

– А ты думаешь, что очками и костюмом можно скрыть твой нос? – усмехнулся майор. – Дорогой мой! Я жнец уже много лет, с тех пор как женушку мою одна пакость… убила и мне удалось ее топором прищучить! Не каждому удается. Тогда-то меня и… привлекли к этому делу. Томка тогда еще девчонкой была. Ну ладно, пора закругляться. Надо бы и честь знать.

– А вот еще, – вспомнил Павел. – У Томки такая привычка есть – некоторые вещи она повторяет по три раза. Опять же и «два, два, два». И другое. Ну слово в слово три раза одну фразу повторяет. Это зачем?

– Ерунда, – поморщился майор. – Привычка. Но привычка железобетонная. Если Томка что-то три раза повторила, значит, так оно и есть. Без сомнений!

– Когда мы знакомились… – Павел наморщил лоб, вспоминая. – Она сказала трижды, даже по слогам вот это: «Никогда никому не верь».

– Ну… – Майор погладил голову. – Это она погорячилась. Холодать что-то стало…

– Единственная дочь, – кивнул Павел и выложил на стол фотографию девчонки. – А это кто?

Майор словно окаменел. Только руки его задрожали и вцепились в край стола, заставив его заскрипеть. Девчонка на фото, несмотря на необычную, пусть и не такую яркую, как у Томки, детскую красоту, была похожа на майора. И теперь, когда тот сидел неподвижно, Павел был в этом уверен.

– Ленточка, – простонал майор и вдруг, блеснув слезами, зашептал яростно и быстро: – Спаси ее. Выручи. Помоги. Кляну тебя, попадешь туда – вытащи ее. Она – все! Все из-за нее. Только из-за нее! Поклянись!

Стержень вошел в лоб майора, как в перезревшую грушу. Тесть замер, открыл рот и через мгновение после того, как стержень исчез, упал лицом на стол. Павел замер.

– Счет приносить? – поинтересовался проходивший мимо беседки официант. – Вашему приятелю, я смотрю, уже хватит?

– Несите, – закашлялся Павел, обернулся на кольцевую, по которой проносились редкие машины, вытащил тор и накрыл сигналом труп майора. Тот не загорелся.

За спиной раздался взрыв, и Павел полетел вместе с обломками беседки и столом на грудь мертвому тестю. Уазик взлетел на воздух.

Он добрался до гостиницы только в четыре часа утра. Москва еще спала. Частник сорвал с Павла сумасшедшие деньги, но он отдавал их так, словно деньги были ему уже не нужны. Дюков заливался храпом. Павел принял душ, выудил из холодильника бутылку минералки, пригляделся к приоткрытому рту напарника и снял с предохранителя тор. Навел его на Димку и нажал на кнопку. Ничего не произошло. Заряд был израсходован, но Дюков остался невредим, разве только перевернулся на другой бок и захрапел еще громче. Павел вздохнул с облегчением – и все-таки уснуть сумел только часам к пяти.

Дюков разбудил его в десять. Замотав голову мокрым полотенцем, он сидел на кровати и жалобно стонал:

– Шермер, хватит спать! Уже десять! У меня башка раскалывается! Помоги! Помнишь, ты снимал мне боль?

– Димка, отстань, это была шутка!

– Но мне-то помогло тогда!

– Ладно!

Павел сел на кровати, подтащил хнычущего Дюкова за пояс халата, толкнул его на пуфик.

– Сядь. Ничего не обещаю. Сам себя должен лечить.

И этому его тоже обучал Алексей. Чужак, может быть даже враг, который потратил на него пять лет жизни. Или, точнее, всю жизнь. Как и дядя, как и Людка.

Павел положил пальцы Дюкову на виски, хотя точно так же мог взять его за руки, но перегаром несло даже от дюковского затылка. В пальцах тотчас появилась тяжесть и твердость, и Павел привычно погнал ее по кругу – левая рука, дюковская башка, правая рука, собственная голова, левая рука. Димка замер и начал оживать с каждой секундой, словно в темнице, где он был заперт, наконец-то устроили спасительный сквозняк.