История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991) - Виктор Киркевич

вспоминать этих сказочных персонажей – у них явно просматриваются характерные признаки советских людей! Особенно у Незнайки – ничего не хочет делать, ничего не хочет знать и учиться!

Сказочник Николай Носов

Носов родился в Киеве, прожил здесь и в Ирпене треть жизни, написал о своем киевско-ирпенском детстве книгу – «Тайна на дне колодца». Она не так известна, как приключения Незнайки и его друзей, между тем это книга – с киевской географией и топографией. Это мой город и Ирпень начала ХХ века, быт людей не богатых, но предприимчивых: «Стать богачом нетрудно, – любил говорить его отец, – нужно только узнать, как это делается».

Отец Носова был «артистом эстрады», исполнителем так называемых песен тюрьмы и воли. В какой-то момент «тюремный репертуар» не прошел цензуру и квартет закрыли. Отец Носова стал рабочим на железной дороге, впрочем, пролетарской гордости не испытывал.

Итак, детство писателя Николая Носова прошло в Ирпене, а любимыми игрушками были паровозы с вагончиками. Учился он в гимназии Стельмашенко – на тот момент она располагалась в Рыльском переулке. «Фамилия владельца нашей гимназии была Стельмашенко, в силу чего учащихся этого учебного заведения звали стельмашенковцами, стельмашаковцами или же просто стельмашаками. Форма у нас была такая же, как и у остальных гимназистов, то есть: синевато-серые гимнастерка и брюки и синяя фуражка, украшенная кокардой. По этой кокарде легко было отличить стельмашенковца от учащегося любой другой гимназии. У всех других гимназистов на кокарде была изображена цифра, обозначавшая номер гимназии, в которой он учился. У нас же на кокарде вместо цифры была буква «С», то есть начальная буква фамилии Стельмашенко. Таким образом, с этой буквой на лбу мы ходили как бы клейменные, и нередко на улице можно было услышать по своему адресу: «Вот стельмашака идет!» Не знаю, как другим, а мне лично это казалось обидным». Сам Михаил Стельмашенко был человеком, скажем так, своеобразным: педагог и священник, активный член Киевского клуба русских националистов, монархист, выступивший на Карловарском съезде духовенства в 1921-м против восстановления в России династии Романовых, большой энтузиаст школьных экскурсий и пропагандист скаутского движения. Стельмашенковские скауты проводили свои занятия в Ботаническом саду на бульваре. Колю в скауты не приняли «по причине малолетства», он организовал конкурирующую «концессию» под названием «Гремучая змея» и вел партизанскую войну против «организации пай-мальчиков».

Носовы переехали из Ирпеня в Киев в 1916-м. Белый домик с зеленой крышей был продан, но часть земли Николай Носов-старший оставил за собой. Граница между участками новых и старых хозяев проходила по колодцу. Именно тогда отец сказал, а сын запомнил ту сакраментальную фразу, которая стала названием киевской книжки: «Тайна на дне колодца».

В Киеве Носовы поселились на Глубочицкой. Киевский дом в мечтах был далек от реальности. Но тем замечательнее писатель по своим детским грезам описывает городскую архитектуру начала ХХ века: «Я часто пытался представить себе нашу будущую киевскую квартиру. Мне почему-то казалось, что мы поселимся в большом пятиэтажном доме с балконами, с затейливыми лепными украшениями на стенах, с какими-то чудесными замысловатыми статуями у подъезда или над подъездом (иной раз и не поймешь, что или кого такая статуя изображала: ангела или демона, «Размышление» или «Задумчивость» или еще какую-нибудь аллегорию). Я часто видел такие дома, когда ездил с отцом и матерью в Киев, а потом вспоминал о них, как о каком-то чудесном видении. И не было у меня мечты прекраснее в те времена, чем мечта навсегда поселиться в Киеве, где такие замечательные парки, бульвары и скверы, с красивыми оградами и аккуратно подстриженными кустами и деревьями, где дома – словно сказочные дворцы, а по улицам движутся толпы прохожих, скачут во всю прыть рысаки, звенят трамваи, проносятся автомобили, оглашая воздух трубными звуками сигнальных рожков. Правда, автомобилей было тогда, как говорится, не густо, но они существовали уже и вносили свою долю оживления в кипучую городскую жизнь». Настоящий дом на Глубочицкой был невзрачным, полутемным и тесным, часть мебели пришлось оставить в Ирпене (она не помещалась в новых «хоромах»), зато отец перевез граммофон и «японские картины» – единственный свой военный трофей. На Глубочицкой семья прожила недолго. Следующим киевским адресом стала Шулявка, Носов даже запомнил на всю жизнь адрес: улица Борщаговская, 70. На тот момент это была зеленая киевская окраина, там был колодец, и дом с садом напоминал дачный Ирпень, летом цвела черемуха, а зимой прилетали снегири. Этот новый дом казался ребенку совершенно сказочным.

Февральская революция застала Носова в подготовительном классе, где его оставили на второй год. Детям сообщили о революции и отречении царя посреди урока. Больше никаких уроков в тот день уже не было. «…Мы с диким визгом, криком и гиканьем ринулись вниз по лестнице, словно лавина с гор, и, выбежав на улицу, принялись рвать в клочья свои тетради, дневники и даже учебники. Весь коротенький Рыльский переулок был густо усеян изорванными листочками из книг и тетрадей. На следующий день поднялся сильный ветер. Он вымел из Рыльского переулка все эти бумажки прямо на Софийскую площадь. Они кружились в воздухе, словно птичья стая, вокруг памятника Богдану Хмельницкому. И железный гетман, сидя на железном коне, властно указывал на вихрившиеся вокруг обрывки бумаги своей гетманской булавой».

Итак, после революции на сцену вернулся квартет «Сибирские бродяги», с невероятным успехом отец с друзьями выступали на сцене и в кинотеатрах перед началом фильма «По диким степям Забайкалья». Дела семьи поправились, следующим адресом стал угол Большой Караваевской и Мариинско-Благовещенской (угол Толстого и Саксаганского). Это был тот самый дом, о котором мечтал ирпенский мальчик, – пятиэтажный, с балконами и замысловатыми статуями. Тут была совсем другая жизнь, и в этой жизни мальчик переболел тифом, выучился нотной грамоте (сам, на ощупь, подбирая мелодии на мандолине), стал зарабатывать себе на скрипку, торгуя газетами на Евбазе. Скрипку ему так и не купили, но здесь, на Евбазе, среди букинистических развалов, началась читательская биография детского писателя Николая Носова.

А «Незнайка на Луне» – разве же он о капиталистическом обществе писал? Книга-то о двух счастливых «домашних щенках», которые вдруг оказались на улице, в звериной стае. Кто-то, как Пончик, приспособился, кто-то, как Незнайка, рухнул на самое дно. Словом, как верно сказано в сборнике статей «Веселые человечки. Культурные герои советского детства»: «Чтение книги «Незнайка на Луне» в 2000-е годы чревато «вычитыванием» в тексте смыслов, которые Носов, скончавшийся в 1976 году, вложить туда никаким образом не мог. Эта сказка напоминает нечаянное описание самоощущения тех жителей СССР, которые в 1991 году проснулись словно на Луне: нужно было выжить в ситуации, когда то, что казалось бессобытийной